Юлия Ганская: Дороги Аннуина

Сидя на парапете городской набережной, возле каменных зверей, чьи морды уже стерли время и непогода, Сага кидала мелкие камешки в воду и предавалась унылому анализу своих возможностей.

— Возвращайся уже, — пробормотала она, глядя вниз, на ворочающиеся почти под ногами волны.

У воды был цвет тишины — тёмный, глубокий и безмятежный, словно беззвучно баюкающий. От каждого камня расходились круги — сначала маленькие, потом всё больше и больше, будто он раскручивал под водой спираль. Чем дольше Сага смотрела на круговую рябь, тем сильнее казалось, будто всё вокруг затихает, громкие звуки автомобилей, человеческих голосов и прочего шума становятся всё глуше и глуше.

Она зашвырнула в воду последний из камней, и тут одна из статуй, та, что была справа, внезапно шевельнулась. Сага моргнула, отрывая взгляд от воды, и покосился вбок, на каменного зверя. Неожиданно круги на воде перестали расходиться, они просто взяли и замерли так, словно кто — то выключил всё вокруг. Сага осторожно повернула голову и уставилась на грифона, смотрящего прямо на неё с каменного постамента.

Был он огромный, и ничего в нём от гранитной статуи не было. Круглые глаза, отливающие золотом, не мигая, смотрели прямо ей в лицо, и темные зрачки казались почти вертикальной полоской. Нависающие над глазами брови придавали взгляду суровое выражение, которое усугубляли размеры клюва.

Если бы зверь не дернул одним ухом, Сага бы подумала, что он не живой. Не знаю, дышал ли он, а вот она боялась даже выдохнуть воздух, который начинал колоть и распирать лёгкие.

— Да ты не забывай дышать, — внёзапно произнёс грифон.

Сага вытаращила глаза. Правилам поведения при встрече с таким существом не учили никого и нигде, да и вообще — люди теперь не забивали голову мифами тёмных веков. Новая эпоха была сплошь технологичной и высокоразвитой. Дети уже в первом классе знали о том, что давно человеческий мозг пересаживают в искусственные системы, а такие вещи, как печать органов и частей тела используется в медицине как самая обыденная процедура. Да что там, Империя уже давно осваивала технологии построения баз на соседних планетах, по крайней мере — так говорили новости.

А тут грифон.

Тем временем, он осторожно пошевелил левым крылом, разминая его. Вместо одного сустава, как у всех птиц, в этом крыле их было два. Поэтому грифон держал их сложенными так, чтобы они удобно укладывались на спине и не мешали ему своими размерами. Грифон переступил с лапы на лапу, большие когти едва слышно царапнули камень.

Затем он снова посмотрел на Сагу.

— Ты загадала желание в очень необычный день, — произнёс грифон, — сейчас момент, когда некоторые двери оказываются открытыми.

Сага подумала, что у неё тепловой удар, и начинаются галлюцинации. Сегодня солнце пекло очень сильно, и для первого дня мая это был слишком жаркий день.

Грифон явно понял, о чем она размышляет. Одна из бровей приподнялась, придав морде с орлиным клювом насмешливое выражение.

— Поэтому ты ожил? — Поинтересовалась Сага.

— А кто говорил, что я до этого был не живым? — Язвительно ответил грифон.

Он сошел с каменного постамента, вытягиваясь, как большая кошка, и постукивая длинным хвостом. Саге показалось, что на самом конце шерсть блестела слишком ярко, словно хвост облегала чешуя. Грифон обошел девочку, втягивая воздух и щелкая клювом. Зверь стоял так близко, что Сага могла дотронуться до песочной шкуры на его боку. Но, само собой, этого делать она не стала.

— Так чего ты хочешь? — Спросил грифон, — ах, да. Ты хочешь, чтобы твой лучший друг вернулся к тебе. Я верно понял?

Сага кивнула.

Грифон свернул хвост вокруг лап. Затем резко ударил им по земле.

— Боюсь, что твоё желание не осуществимо, — покачал он своей большой головой.

— Почему? — Ей стало куда как страшнее, чем было всё это время. Зверь ещё ничего не сказал, а она уже почувствовала, что от его слов станет так холодно, будто ныряешь в холодную, зимнюю прорубь.

Грифон наклонил голову вбок, золотой глаз уставился прямо на Сагу. Большой, немигающий глаз.

— Ты знаешь — почему.

Хвост резко оплел передние лапы.

— Твой друг там, где много крови, много криков и много страха. И ему оттуда очень сложно вернуться, я бы сказал — оттуда редко возвращаются.

Сага даже перестала моргать, думая о своем величайшем кошмаре. Да, она боялась этого даже больше, чем если бы Эдуард никогда не понял, что она к нему чувствует: