Сьюзан Ховач - Дом под саваном

— Хорошо, мисс, — лакей удалился.

— Кто это? — тотчас спросил Алекзендер.

Я протянула письмо брату.

— Но что ему надо? — удивленно спросил он, прочитав послание. — Не понимаю.

Но я помнила выражение темных глаз сэра Чарльза, знавшего о моем теперешнем положении и социальном статусе, и решила, что все отлично понимаю. Я встала, стараясь сдержать злость. Сэр Чарльз, очевидно, действовал из лучших побуждений. Я сама сказала ему, что не намерена становиться гувернанткой, и он мог интерпретировать мои слова только одним образом. Что остается женщине в моем положении, если она не желает быть гувернанткой? Она может только выйти замуж. Однако судьба отказывала мне даже в этом — человек с положением не захочет взять меня в жены.

— Ты уверена, что готова встретиться с ним наедине? — с беспокойством в голосе спросил Алекзендер. — Лучше мне пойти с тобой. Этот человек — иностранец.

— Как и мама, — напомнила я брату, — и большинство ее друзей. Нет, я приму его одна.

— А это прилично?

— Вероятно, нет, но сейчас это не имеет для меня значения.

Я вышла в коридор. Я испытывала невольную злость, уязвленная гордость обжигала мне душу вопреки всем доводам рассудка. В момент ярости я пожелала, чтобы мистер Брэндсон и сэр Чарльз Стоуэлл провалились в ад. Я была полна решимости не повторять ошибку моей матери, в каких бы лондонских мансардах мне не пришлось жить.

Решительными шагами я пересекла холл, повернула ручку двери, ведущей в гостиную, и с высоко поднятой головой вошла в комнату. Мои щеки горели, кулаки были стиснуты, как перед схваткой.

— Мисс Флери? — сказал гость, резко повернувшись ко мне. — Здравствуйте.

Я представляла его совсем другим. Прочитав имя и фамилию на визитке, нарисовала себе белокурого гиганта. Но его волосы оказались гладкими, темными, ненапудренными; темные, с поволокой, как у сэра Чарльза Стоуэлла, глаза были ясными, выразительными, непроницаемыми. Он был одет неброско, но со вкусом. Темно-синее пальто и простые бриджи сидели на нем безупречно; его белый галстук был накрахмален и тщательно разглажен, сапоги отвечали самым высоким стандартам. Его английский звучал безукоризненно, не выдавая в госте иностранца; я почувствовала в облике мужчины нечто космополитическое. Когда он взял мою руку и поклонился, я заметила, что пальцы у него были длинными, тонкими, прохладными.

— Пожалуйста, садитесь, — вежливо сказала я, отдернув руку. — Я могу предложить вам спиртное?

— Спасибо, не надо.

Его голос был сдержанным. Отсутствие акцента делало его бесстрастным, холодным.

Мы сели друг напротив друга у камина. Я ждала, когда он начнет беседу.

Наконец он произнес:

— Вы, вероятно, гадаете, кто я такой и почему явился к вам с этим письмом. Извините, что нарушил ваш покой в столь поздний час. С вашей стороны было весьма любезно принять меня. Позвольте мне выразить мои соболезнования по поводу вашей утраты.

— Благодарю вас.

Возникла пауза. Он скрестил ноги, откинулся на спинку кресла и сплел кисти рук перед собой. Боковой свет падал на его скулы и глаза с поволокой.

— Я считаю себя австрийцем, поскольку большую часть жизни провел в Австрии, но по происхождению я наполовину англичанин. Мой отец был англичанином. Он умер десять месяцев тому назад.

Я подумала, следует ли мне что-то сказать. Прежде чем я приняла решение, он промолвил:

— Моя мать вернулась в Австрию незадолго до моего рождения; спустя пять лет она умерла, оставив мне собственность и доход в Вене. Я охотно оставался там, хотя образование получил в Англии и впоследствии часто возвращался сюда в связи с моим бизнесом; периодически я навещал отца в Суссексе. После смерти моей матери он снова женился и завел других сыновей.

Он замолчал. Я изобразила на лице понимание.

— Мой отец был богатым человеком. Он владел землей в Ромни Марш, его предки были влиятельными гражданами Пяти Портов. Я полагал, что после его смерти он оставит свой дом, не являющийся заповедной собственностью, и все состояние старшему сыну от второго брака, но я ошибся. Он все отписал мне. Дела не позволяли мне покинуть Вену и приехать сюда раньше, но сейчас я намерен посетить мое имение и повидаться с английскими родственниками.

— Понимаю, — сказала я.

— Вряд ли, — с иронией в голосе произнес он, — поскольку я еще не объяснил цель моего визита. Однако я ценю то внимание, с которым вы слушаете мою историю.

Его пальцы были сжаты так плотно, что костяшки побелели. Он бросил взгляд на огонь и снова посмотрел на меня, словно надеялся поймать меня врасплох. Что-то в его лице заставило меня отвести взгляд в сторону и смущенно заняться стряхиванием пылинки с моего рукава.