Эдуард Снежин - А любовь как сон

Вернулись в кухню. За коньяком и сигаретами Галка уже более откровенно рассказала мне про измену жены. Это, оказывается, длилось почти год, рога мне наставил какой-то офицеришка, но кто именно, и о других подробностях, Галка наотрез отказалась сообщить. В то время, под впечатлением нашего, неожиданно для меня весьма приятного сексуального контакта, я и не стал слишком настаивать, и скоро мы с Галкой вновь вернулись, в буквальном смысле, к «половому» сношению.

На этот раз я установил её на ковре на колени и возбуждённо проткнул её попу, вызвав у самки приглушённое хриплое мычание.

Женщина совсем по иному относится к анальному сношению, это самый быстрый способ сделаться ей почти родным.

На третий раз инициативу уже взяла Галка, оседлав меня сверху. Она уселась мне мохнатым половым органом прямо на лицо. Мои нос и рот оказались прикрыты её распахнутыми половыми губами, и я еле мог вдыхать воздух. Эти раздвигаемые носом пухлые губки, источающие греховный аромат жаждущей плоти, возбудили вновь неукротимое желание пронзить их членом. Нащупав за своей спиной затвердевший до боли мужской орган, Галка переместилась на мои бёдра, приподнялась, заправила кончик члена в свисающие половые губки и вдруг резко проткнулась до самой матки. Тут же по её животу и трепещущим грудям пробежала судорога – она кончала, кончала непрерывно и долго. Зажав рукой рот, чтобы не закричать, она, плотно сжимая влагалищем член, неистово прыгала на нём вверх и вниз.

В полумраке светилось её разгорячённое пунцовое лицо с раздутыми ноздрями и прикрытыми веками, она сейчас была не просто миловидной, а самой красивой женщиной на свете. Вскоре она уснула, а я, высвободившись потихоньку из её объятий, ушёл домой, время было под утро.

В субботу, на другой день после неожиданного сексуального приключения, я долго лежал в постели и думал, думал. Многие из событий последнего года жизни с Катей осветились иным образом.

Я вспомнил своё возвращение домой из командировки в Ташкент год назад. Кате в подарок я привёз огромную жёлтую, всю в трещинках, дыню, и кучу крупных среднеазиатских орехов всех сортов: миндаль, фундук, грецких и, ранее не пробованных ею, ароматных фиолетовых фисташек. К экзотической закуске прилагалась большая бутылка не менее экзотичного узбекского красного шампанского.

Катя раньше всегда встречала меня из командировок сильно истосковавшейся, молча висла на шею, прижималась ко мне так, что казалось вот-вот не выдержат, раздавятся и брызнут её пружинистые груди.

Потом я, тоже молча, прошептав только: «Любимая моя!», нёс её на постель, в голове моей расстилался и плыл голубой радужный туман, и я весь погружался в её жаждущее слияния тело.

Но на этот раз всё было не так. Раскрыв руки, чтобы принять Катю в объятья, я как будто почувствовал некое скрытое сопротивление, так что мне пришлось её притянуть к себе. Она не впилась в мои губы, как обычно, а позволила себя поцеловать. Глаза её были закрыты, впрочем, как обычно при нашей встрече после расставания.

У Кати огромные глаза, когда она их закрывает, под гладкой кожей век, слегка подёрнутой мелкими синими жилками сосудов, явственно обозначаются выпуклые сферки глазных яблок. Это всегда напоминало мне картины средневековых художников, тяготеющих к изображению женских лиц с огромными выпуклыми глазами.

Не вышло у нас и постели – Катя намекнула на болезненную менструацию и, вообще, на нездоровье, что с ней случалось и раньше. Впрочем, шампанское, дыню и орехи Катя поглощала с неподдельным удовольствием, а я, с ещё с большим удовольствием, любовался каждым движением и выражением лица любимой женщины.

Нестерпимо было после десятидневного воздержания лежать с возбуждённым естеством рядом с желанным телом жены, но Катя как-то резко пресекала все мои поползновения к её телу, даже прямо не связанные с половым контактом. Сначала я растерялся, но затем подумал, что она просто не хочет провоцировать лишний раз возбуждение, чтобы не распаляться и не страдать от невозможности совершения акта сексуальной близости.

Через какое-то время наши половые отношения восстановились, но с каким-то сопротивлением Катиного тела, не явно выраженным, но проявлявшимся то ли в ощущении ей физического неудобства позы, когда она лежала подо мной, то ли в ощущении болезненности стенок влагалища от моих размашистых фрикций. Она подкладывала между нашими телами свои маленькие кулачки, стремясь уменьшить глубокое проникновение мужского органа в своё святилище. Однако, всё это не вызывало во мне никаких подозрений – я любил эту женщину и сокрушался по поводу нездоровья любимой.