Арджуна Куцак - Медсестра. Кабак

На счастье солдата, медсестра была обильно увлажнена своими бартолиновыми железами, и он смог выдержать 20-25 поступательных движений. К счастью для Наташи и самолюбия Агапкина, этого хватило, чтобы она смогла кончить. Её тело судорожно дрожало, она пыталась что-то сказать, но ей не хватало воздуха. Такое с ней было впервые, такой мощный оргазм. Она почему-то почувствовала себя девственницей. Причиной тому не были какие-то особые навыки Агапкина в движении тазом, и, конечно же, не его 16 сантиметров женской радости. Просто слова Агапкина, сказанные вовремя и прямиком в цель, явились лучшей приправой к сексу. Ведь, услышав их, Королёва сразу поверила, будто у Агапкина имеется не дюжий ум. А женщин всегда возбуждает этот мужской орган из двух букв. Наличие ума так же подтверждалось в Агапкине тем, что сохранил рассудок и, вовремя высунув, кончил Королёвой на её стройные, гладкие икры.

Потом было что-то ещё. Были разговоры ни о чём всю ночь, и снова секс, и снова ласки, пока сон не победил, сначала Наташу, а затем и её рыцаря. Ни Кузнецов, ни Мария Васильевна не возвращались в сестринскую. Ефрейтор давно лёг спать со своим стыдом, а Мария, напоследок откушав в буфете остатков от ужина, завалилась спать в зоне рекреации.

Наташа Королёва только утром, вспомнив весёлую ночь, осознала, что произошло и как ей к этому следует отнестись. На часах было 6:38, когда на шее Агапкина появилась худая, жилистая кисть Наташи. За яйца она хватать не стала, то ли пожалела, то ли решила, что до него и так дойдёт. Агапкин проснулся только на втором десятке килограммов усилия на своём горле.

– Не дай бог, – услышал Агапкин нежный, но злой голос Наташи. – Об этом узнает кто-то из твоих вшивых товарищей. Ты меня понял?

Агапкин, чувствуя нехватку воздуха и безумство Королёвой, с усилием оттолкнул её от себя и встал с дивана. Наташа ждала ответа от своего голого обольстителя, но его не последовало. Солдат стал молча одеваться, даже не взглянув в сторону медсестры, что вызывало негодование беззащитной, слабой женщины.

– Ты оглох, что ли? Или я непонятно говорю?

Королёва встала с дивана и, прикрывая свою наготу одеялом и грозно размахивая сжатым кулачком, решила напомнить Агапкину о своём превосходстве.

– Если я хотя бы какой косой взгляд увижу в свою сторону, Агапкин, ты вообще пожалеешь, что с членом родился.

– Наталья Борисовна, – не глядя на неё, ответил Агапкин. – Я слышал о вас всё это, но верил. Думал, вы так только со всякими мудаками себя ведёте… Ну, что я могу вам сказать?

Он уже был одет по пояс и застёгивал на себе госпитальный китель, глядя разочарованным взглядом на медсестру.

– Я провёл потрясающую, незабываемую ночь. Почувствовал истинный вкус жизни, а теперь… Теперь я разочарован послевкусием, – сказал серьёзным тоном Агапкин.

Солдат поправил форму одежды и направился к двери. Королёва растеряно дёргалась то к нему, то к одежде в попытках что-то ответить, но слова соскакивали с языка.

– Не переживайте, – сказал спиной Агапкин, стоя на пороге. – Я никому не буду ничего рассказывать, можете спать спокойно.

На пути к своей палате он увидел храпящую Марию Васильевну в рекреации, липкие пятна и пепел на полу после вчерашнего кутежа и санитарку, которая чётко увидела связь между ним и всем этим бардаком. От чего она злобно проигнорировала его «здрасте».

Агапкин действительно был доволен ночью и разочарован утром, но он, с присущим ему оптимизмом, закрывал глаза на эту низкую утреннею сцену. Тем более наступил вторник, шумы в лёгких исчезли уже в пятницу, а в субботу ему перестали давать таблетки.

Вторник был выписным днём в этом чудном заведении. Отделения пустели часа на 4, а потом, обычно после обеда, поступала новая партия. Кто-то смотрел с завистью на выписных, мечтая как можно скорее свалить из этой паутины ничего-не-делания. Кто-то изо всех сил старался задержаться в этом уютном гнёздышке блядства.

Мария Васильевна и Наталья Борисовна сдали дежурство после завтрака и уехали домой. Больше они не встретятся ни с Кузнецовым, ни со Степановым, ни с Агапкиным. Хотя вероятность снова заболеть не так уж и мала. Но у них было на этот счёт своё женское чутью, и оно не обманывало. Мария ни капельки не жалела об этом, скорее даже наоборот. А вот Королёва неоднократно возвращалась к тёплой мысли о возобновившемся бронхите Агапкина, или вовсе не долеченном, который перерастёт в пневмонию, что означало бы минимум 21 день госпитализации. Сколько бы тогда она могла послушать его мудрых речей, и сколько бы было бессонных ночей. Она конечно бы извинилась за своё поведение, и он бы всё понял. Думая обо всём этом, Королёва чувствовала себя всё моложе и моложе.