Алекс Коста - Мои Милфы

Что такое путешествия?! Не сидеть на месте? Быть не как все. Свобода? Выбор? А может, старая песня: слияние Эрос и Танатос? Когда мы путешествуем, перемещаемся к другим людям, видим другую жизнь, что-то прежнее умирает, что-то новое появляется, будучи обреченным, тоже умереть вскорости, как картинки за окном, в поезде, машине, которые… появляются и умирают… тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Опять это слияние, мистер Фи!?

Миранда дает всем путешествия и «смыслы», как когда-то думала, что ей дал дедушка. Чтобы все, дорогие ей люди, по разным причинам обретшие эту дороговизну, путешествовали в мыслях, мечтах, желаниях и целях, а не сидели на стром «чемодане».

Вот, что хочет Миранда. Хотела для всех. А теперь хочет и для себя. Ее «пять дней» пробили. Все сделала для других, теперь хочет для себя! Хочет, но не может. Пока… Давай милфетка, давай! Беги Форрест, беги…

Очнулся, почувствовав во рту что-то теплое и приятное, на ногах тяжелое, но тоже очень приятное, как будто, туда поставили два теплых золотых слитка «это тебе».

Опустил руки, нащупал, понял, что на мне Миранда, и она меня целует. Вспомнил, что за всю ночь, мы так ни разу и не поцеловались. И сейчас, она целовала меня, как будто это избавление. Как уксус всех ее переживаний и бед, которыми я наполнился, этими поцелуями, она превращала в вино, разбавляя горечь свежим виноградным соком.

Провел вверх по бедрам, приподнял ее и вошел. После нескольких движений не смог остановиться, что-то еще звало – туда. Потянулся, взявшись за лодыжки, сжав руками.

– Да… – выдохнула она, – Ты же так любишь. – спустила вторую бретельку, сама ткнула меня в правую подмышку.

Ее тело сделало волну. И я нырнул в эту воду, в толщу, в гребень.

Увидел крутой склон, ощутил ногами траву. Судя по наклону и мельканию, понял, что бегу вниз. Где-то сзади была дорога, гул машин, справа, ближе, механическое «шух-шух-шух». Это бетономешалка! – понял я.

Сюда же попали два голоса, разговаривающие громко, но спокойно. А сзади, один резкий голос, выделяющийся, как ведущий соло среди секстета. Тот голос кричал: Ми-рр-энда… – испанское произношение спуталось с английским, так, что получилось «э» вместо «а».

Впереди и справа был край земли. Или, конец мира, мира конец… мир-энд-ааа… Конец ее мира! – прорвалась моя собственная мысль через множество этих звуков, – И конец мира, от которого она убегала.

И убежала! Я увидел, как пленка сбегания с холма откручивается назад, а Миранда-подросток смотрит в открытое окно машины, где на заднем сиденье сидит встревоженный дедушка. Эта тревога вызвана этим «мир-эн-даа»: с Миром все будет нормально, а вот с ним покончат раз и навсегда.

– Это не свобода. – обрывками, задыхаясь, говорит Миранда, показывая назад, в сторону обрыва, бетономешалки и тех двух, которые загнали машину на обочину, перегородив движение, а теперь сидят, разговаривают, выпивают, но ничего не делают, кроме как смотрят в пропасть, смотрят в «конец Мира» или «Мира конец». – Это не свобода, слышишь! Это просто сидеть на краю обрыва, а внизу свалка. Сидеть и ждать, что тебе помогут.

– Да, ты права. Прости меня… – говорит дедушка.

– Не надо. Нет… ты же не хочешь извиняться. Не за что. Я слышала то, что хотела. Но, сейчас мне нужно другое.

– Что… что? – «тигриная» голова прояснилась и смотрела, как хищник смотрит на Луну, – как на что-то бесконечно далекое, но очень, для него, важное.

– Я хочу то, что я хочу. Что-то для самой себя.

Не то, чтобы я фанат закрывающих сессий, скорее, я их презираю, но Миранду я позвал. А может, хотелось покупаться в собственной доблести? Орально яростные – самые алчущие до славы.

Ведь, слава, все равно, что детское восприятие груди, которую дают после долгих стенаний и, который были лишены искусственно вскормленные.

Пока не забыл и пока Миранда не пришла, записал:

Миранда, сорок четыре года, муж, двое совершеннолетних нормально-сепарированных детей, финансово успешная семья.

Для милфологии: Милфетка, пятидневный цветок, ППТ – подмышки, лодыжки.

К сорока «доделала» мужа, по внушениям дедушки. Когда муж стал «готов», почувствовала себя одинокой. Ушла «фигура», стала не нужна. «Как в чемодане сижу» – это оттуда.

Замещение в путешествиях сама разгадала. Ее же слова: меняются только картинки, но это – не путешествия, или: это не свобода, только перемещения.

Еще одно важное, хоть и тривиальное, шаблонное. Сценарно «чемодан» связан с «они», но не только с людьми, а всем внешним, окружающим. Отсюда это «сижу как в чемодане». «Чемодан» в основном спасал: подарки, закрытое от всех «волшебство», что-то близкое, родное, когда вокруг все враждебное, в «чемодан» можно было спрятаться, укрыться.