Обри Дарк: «Его»

— Нет, — слово покинуло мой рот, как будто сделало это по своему собственному желанию.

— Нет? Ты не хочешь избавиться от них?

— Нет.

— Почему же?

Я повернулась к нему лицом. Подумала о коробке в его шкафу. Обо всех этих фотографиях, где он ещё мальчишкой был покрыт ссадинами.

— Почему ты хранишь те фотографии?

Его челюсть сжалась, вена начала пульсировать на виске. Он сделал глубокий вдох и расслабился.

— Я должен. Должен помнить боль.

— Но ты же будешь чувствовать её вне зависимости от этого, — произнесла я. — И вспоминать то, как… Это даёт тебе знание об опасности, скрывающейся внутри тебя.

— Стало быть, они напоминают тебе, насколько ты опасна? — улыбнулся он. — И насколько же ты опасна, котёнок?

— Куда опаснее тебя. Суицид — конечная остановка в маршруте побега.

— Так вот чем это было? Побегом?

— Возможно.

Он помолчал, глядя на шрамы на моих запястьях.

— Я хотел сбежать, — признался он. — Хотел этого каждую ночь, слушая, как она плачет. Каждую ночь, когда он заявлялся в мою комнату. Однако в ту ночь, когда он распахнул двери с уже наполовину расстёгнутым ремнём, мне захотелось, чтобы убрался он. Я желал, чтобы он причинил боль ей.

— Гейб… — мне хотелось, чтобы он прекратил рассказывать мне это.

Я не сумела бы постичь такое признание. Учитывая, насколько ужасными были мои родители, наше положение никогда не было настолько плохим.

— Я хотел, чтобы он перестал бить меня и вместо этого причинил боль ей. И он это сделал. Он избил её так сильно, что я сделал то, чего никогда не делал. Она кричала и кричала, и я наконец-то перестал это терпеть. Я побежал вниз по лестнице к ним в комнату — мне никогда не разрешали этого делать. Ни при каких обстоятельствах, понимаешь? И он был там с ножом. А ещё там была она: её кровь сочилась, впитываясь в ковёр, словно тёмное винное пятно. Она была всё так же красива, — его плечи вздрогнули, а рот исказился. — Всё так же красива, словно день.

— Ты не знаешь, что с ним случилось? С твоим отцом? Не знаешь, где он?

— Нет. Если бы знал, в ту же минуту заявился бы к нему со шприцем в одной руке и открыткой в честь дня отца в другой, — его рот дёрнулся. — Я ужасный сын.

— У тебя никогда не было шанса.

— Может быть. А может быть, мне следовало убить его до того, как он убил её, — его веки задрожали при этом, опускаясь. — Так ты не хочешь удалять свои шрамы? — спросил он снова спокойно.

— Нет, — теперь я была напористее. Решительнее.

— Почему? Потому что ты можешь забыть? Это единственная причина?

— Нет. Это… — я сомкнула веки, стараясь отыскать в уме правильные слова. — Потому что они напоминают мне о том, насколько близко я подошла к тому, чтобы никогда не оказаться здесь и сейчас.

— И где ты сейчас? — пробормотал он.

Я положила голову на его грудь. Он обвил меня своими руками, опуская тёплые ладони на мою поясницу. Его ухо прижалось ко мне, словно он хотел утонуть в моей плоти.

— Я здесь, — сказала я просто. — Я с тобой.

Конец.