Ксения Нихельман - Нелюбовь

Пружинкой отпрыгнув от зеркала, в три скачка я оказался у входной двери и, прикрикнув, что уже ухожу, выскочил на площадку. Дверь за мной «щелк», ключ в скважине «чик-чик», и вот они – приключения. Славный день, воистину славный день намечается!

Спустившись на третий этаж, я остановился и сделал глубокий вдох и глубокий выдох. Конечно же, я волновался. Еще бы! Надавил на кнопку звонка – «бззз». Еще не длинный, но уже не такой короткий. Очевидно же, что я стал чертовски смелее.

Дверь открыл Он. При полном параде… Светлые брюки, рубашка с коротким рукавом. Я ощутил, как медленно, словно скрюченная спичка, тускнею на Его фоне.

Спешным шагом мы направились к остановке, влезли в троллейбус и заняли самые высокие места в конце. Я взгромоздился у окна, Он рядом, плечо к плечу, бедро к бедру. Слишком близко, что у меня перехватило дыхание. Я отодвинулся поближе к окну, всего-то на пару сантиметров, но разница была ощутимой и громадной, будто между нами зияет целый метр!

– Смотри, счастливый билет! – вытянув длинную шею, Он глядел в мой билет и широко улыбался.

– Что?

– У тебя счастливый билет!

Господи, только этого мне сейчас не хватало.

– И что? – злобно ответил я.

Обескураженный моей злобой, Он сник. Я прямо увидел, как Его плечи беспомощно опустились вниз, превращая Его в маленького-маленького мальчика.

– Слушай, все эти… ваши приметы, – слово «ваши» я особенно выделил голосом, – коты в новой квартире, счастливые билеты, крышка унитаза…

– Крышка унитаза? – вполголоса переспросил Он, словно я сказал какую-то ерунду.

– Ну да, разве не чушь?

– Хочешь сказать, мой кот – чушь?

– Я ничего не говорил про Твоего кота, я вообще о котах… ну о тех котах, которые удачу приносят. Разве может кот принести удачу?

– Мой – может! – и Он отвернулся от меня. Его волосы на затылке презрительно качнулись, даже сквозь рокот мотора троллейбуса я отчетливо расслышал, как они прошелестели: «Ты, Марик, дрянной мальчишка».

Теперь же мы сидели спина к спине, как враги, нет, хуже. Как лучшие друзья, ставшие врагами. «Ну и дерьмо!» – прозвучало у меня в голове гундлявым голосом. Уныло я стал глядеть в окно, на проезжающие мимо машины, такие крошечные по сравнению с троллейбусом. Неужели мы поссорились навсегда, навеки вечные? А если Он теперь бросит меня и начнет дружить с другими ребятами? Я разозлился. Ну уж нет! Благодаря мне Он живехонек-здоровехонек по двору ходит со своей девчачьей прической, ни один волосок с Его несчастной головы не упал, ни один! А все почему? – правильно, Марк. Марк сказал, что любому, кто сунется, в глаз даст, Марк дал в глаз. Как только сойдем на остановке, решил я, сразу же дам Ему в глаз. Вот так.

Неожиданно Он тронул меня за плечо, отчего я вздрогнул.

– Марик? – позвал Он.

– Чего тебе?

Его глаза, живые, блестящие, наполненные грустью, пробили прямой путь к моему сердцу. «Марик».

– Ты это… короче… извини меня, – выдавил из себя я. Очень сложно говорить «извини меня». Особенно в десять лет, по крайней мере, мне так казалось. – У тебя самый лучший кот. В мире.

Он улыбнулся, и на душе у меня потеплело. Мы снова друзья, лучшие, черт возьми.

– Так что там с крышкой унитаза? – уже спускаясь на нижнюю ступеньку троллейбуса и выпрыгивая на остановку, поинтересовался Он с ехидной улыбочкой, что, краснея и потея во всех местах одновременно, мне пришлось рассказать Ему эту горькую правду.

– Серьезно? – расхохотался Он. – Шутишь?

– Нет, не шучу! – мне как раз смешно не было нисколечко. – Почти каждый раз она заходит после меня в туалет, чтобы проверить крышку! Ну и… проверяет, сколько я использовал туалетной бумаги…

– А это еще зачем?

– Ну типа… денег нет… все такое… Чтобы экономить бумагу.

Мне показалось, Он остолбенел прямо посередине оживленной улицы: глаза расширились, не моргает, все смотрит и смотрит в упор на меня.

– Иди ты… – то ли восторженно, то ли недоверчиво.

– Представь, – с горечью вздохнул я. – «Ну-ка, Марик, давай-ка с тобой посмотрим, что у нас на этот раз: крышка или километр использованной НЕБЕСПЛАТНОЙ бумаги?»

Я поморщился, когда уличный воздух напополам разломили Его громкий смех и голос матери, который я так максимально близко научился имитировать.

– Видишь ли, отец уже купил в этом месяце какую-то дорогую запчасть на «пятерку», а мы и так живем от получки до получки.

«От получки до получки» – материна фраза. И произнес ее, увы, я собственным голосом, а не голосом матери.