Ричард Брук - Пармские фиалки. Посвящается Жану Марэ

Стоило Эррин удалиться в дамскую комнату, как Шаффхаузен не упустил случая еще раз предостеречь художника от излишней восторженности и доверчивости, и даже позволил себе нарушение личных границ, немыслимое для психиатра, но допустимое для отца:

– Мисс Уэлш прекрасна, восхитительна и чувственна, Эрнест… ваш жгучий интерес к ней естественен и понятен… но, говоря о том, что вам нужны стабильные отношения, я подразумевал женщину совсем иного типа и склада. Вы уж простите меня, старика, за откровенность.

– Прощаю… – сквозь зубы ответил Верней, в тот момент клятвенно пообещавший себе, что больше никогда не позвонит и не напишет этому бесчувственному сухарю… но все же благодарность и память о «старых добрых временах» помогла мирно закончить ужин.

***

…Шаффхаузен оказался пророком: меньше чем через два месяца бурному роману пришел конец. Эррин бросила Эрнеста, как ненужную вещь, и уехала в Эдинбург с набирающей популярность музыкальной группой – предварительно закрутив роман с солистом…

Эмансипированная донельзя, впитавшая идеи радикального феминизма вместе с дымом марихуаны и парами водочных коктейлей, свято уверенная в полном интеллектуальном и нравственном женском превосходстве над самцами, она сочла необходимым перед отъездом объясниться c любовником… объясниться на свой манер.

Все было обставлено как романтическое свидание, в их особенном месте: задней комнате крохотного магазинчика эзотерики и магических безделушек со всего света, хозяйкой коего была сама Эррин. Цветные свечи, расставленные повсюду, аромалампы, источавшие чувственные, сладкие запахи тропиков, мягкие циновки, текила и дынная водка, манго, смуглое, тонкое женское тело, полностью нагое, тающее его объятиях – Эрнест чувствовал себя Гогеном на Таити… а после, когда Эррин его оседлала и выплясывала на члене свой дикий ведьминский танец, то скаля зубы, то стеная от страсти, как течная дикая кошка, он отвечал ей сильными неутомимыми толчками – но думал, что однажды она его прикончит. Отравит или перережет горло. Или задушит во время сна его собственным ремнем.

О, если бы он знал, как близок к истине!.. Она и в самом деле прикончила его через несколько минут, едва остыла после оргазма – не физически, а душевно. Разнузданный жаркий секс двоих счастливых дикарей перетек в аутодафе, но лишь для одного из них, виноватого лишь в том, что был мужчиной. Слишком мужчиной. Трезвея от слов Эррин, жаливших и хлеставших без пощады и передышки, Эрнест узнал о себе много нового… и дело было вовсе не в его дурном характере «настоящего лягушатника» или природной вспыльчивости. Претензии мисс Уэлш касались иных сфер.

– Ты дикий зверь, Эрнест… первобытный охотник. Ты говоришь, что поддерживаешь идеи женской свободы, но сам не имеешь понятия, что такое настоящая свобода для женщины! Не терпишь, не уважаешь ее… Ты обвиняешь свою мать, коришь ее за то, что она живет, как хочет… а в чем, в сущности, она провинилась, кроме красоты и таланта?.. В чем ее грех – лишь в том, что не захотела всю жизнь служить прихотям мужа и детским капризам!.. Я ненавижу поработителей… и худшие поработители – дети и мужья! Ты вечно ссоришься с отцом, бранишь его, называешь ретроградом, но по сути – ты такой же как он, тиран, шовинист и собственник… и донжуан, считающий, что тебе, красавчику, все сойдет с рук!

Пораженный, сбитый с толку, он пытался защищаться:

– Эррин, милая, что ты несешь?.. Разве я обидел тебя хоть однажды?..

– Нет, но ты делаешь еще хуже… ты опутываешь меня своей проклятой красотой, как цепями, пролезаешь ко мне в душу, в самое нутро, а я никому этого не позволяла и тебе не позволю, больше нет! Ты говоришь со мной о любви, а сам хочешь посадить меня в клетку, превратить пуму в домашнюю ожиревшую кошку!..

– Я вовсе не этого хочу…

– Нет, хочешь! Хочешь, чтобы мы поженились, ты даже кольцо купил… какая дикая пошлость! Еще немного, и ты предложил бы мне нацепить дурацкую фату, белое платье с рюшами и идти в церковь!

В ее устах это в самом деле звучало глупо и пошло, и щеки Эрнеста начало жечь от стыда, словно он мальчишкой попался на мелкой краже. А про кольцо, вероятно, ей рассказал Терри, музыкантишка из клуба – начинающий рок-идол… Больше и некому! Должно быть, решил отплатить за недавнюю ссору, за сломанную гитару и разбитый нос… вот уж точно – пошлость…

Для Эрнеста стало неожиданным сюрпризом, что, оказывается, его Эррин не отличается безупречным вкусом. Он все еще надеялся ее переубедить: