Разочарование неприятно укололо, заставляя озираться в поисках чёрной рубашки, и я запиваю это чувство ещё одним бокалом, глубже погружаясь в состояние опьянения. Мне так хочется расслабиться, отпустить события минувших дней и не думать о том, что ещё ждёт меня впереди. Забыться.
Подруга вновь утягивает меня за собой, на этот раз в дамскую комнату. Из отражения зеркала, пока я мыла руки, на меня смотрела совершенно незнакомая девушка. Её глаза блестели, немного растрёпанные волосы едва касались плеч. И я изучала себя, знакомилась с собой, не зная себя настоящую. Будь у меня мама, какой я была бы сейчас? Защитила бы она меня от гнёта отца?
Покинув уборную, я останавливаюсь, так как ожидала найти Люду у входа. Но её и след простыл. Чья-то рука, сжав моё запястье, потянула в свою сторону. Темно, из-за алкоголя в крови мне не сразу удаётся разглядеть, откуда исходит угроза, пока я не впечатываюсь в Богдана. Его лицо оказалось в каких-то паре сантиметров от моего, и я резко втягиваю в лёгкие воздух, разглядывая льдинки в серых глазах.
– Развлекаешься, Бэмби? – задаёт он вопрос, а я не понимаю, почему он меня так называет. Всё тело покалывает от его близости, и кажется, он не планирует меня отпускать, поглаживая кончиками пальцев мой позвоночник, монотонными движениями: медленно вверх и медленно вниз. Нега и слабость окутывают меня вслед за этой нехитрой лаской.
– Бэмби – оленёнок-мальчик, я не мальчик, – пьяно объясняю ему.
– Ты не мальчик, Бэмби, – губы Богдана изгибаются в улыбке, которую я никак не могу расшифровать, но, когда он опускает ладонь на мою попу, я начинаю понимать её значение.
Опьянение притупляет мою реакцию, и я запоздало совершаю бесполезную попытку вырваться, но вместо того, чтобы отпустить, он разворачивает меня к стене, упираясь об неё ладонями, чуть выше моей головы.
Сквозь алкогольный дурман я вбираю в себя его запах. Он пахнет морозным вечером, сигаретами и лаймом с нотками крепкого чистого спиртного напитка. А ещё я чувствую запах свежей рубашки, мужчины и желания.
Губы немного онемели, и я их облизываю, замечая, что Богдан не отрывает взгляда от моего рта.
– Скуратов, что ты делаешь? – спрашиваю, когда его рука ложится на мою талию и скользит вниз, по бедру, туда, где заканчивается моё коротенькое платье.
– Хочу забрать то, что ты мне уже отдала, – отвечает, пока его пальцы добираются до тонких капроновых колготок. Он приподнимает моё платье и скользит под ним вверх по бедру. Ткань моего наряда так облипает тело, что платье задирается всё выше и выше по мере движения его руки.
– Я не понимаю, – мой мозг совершенно отказывается функционировать. Всё, на что я сейчас способна, это чувствовать его дыхание и прикосновение губ к изгибу шеи, то, как его пальцы оставляют огненный путь по моим ногам, и как бесстыдно я себя ощущаю, ведь мы находимся на всеобщем обозрении и я представляю, что в данный момент мои одногруппники могут наблюдать за этой сценой. Но, боже, мне совершенно это безразлично. Я не хочу, чтобы он останавливался, я не хочу, чтобы сегодняшний вечер заканчивался.
– Сейчас покажу. Пошли.
Богдан сжимает в своей огромной ладони мои пальцы и уводит куда-то. Мы проходим мимо столика, за которым сидят мои друзья, но я не хочу поворачиваться и замечать удивлённые взгляды. Лестница ведёт наверх, там второй зал, но, как объяснила Люда, пускают туда лишь избранных, и рядом с Богданом я себя именно такой и ощущаю. На втором этаже несколько другой интерьер, в ещё более тёмных тонах, стоят столики, за которыми сидят мужчины в возрасте, что-то обсуждают и курят тяжёлые сигареты. Я замечаю их лишь мимоходом, потому что Богдан подводит меня к двери, отворяет её и пропускает меня вперёд.
Очевидно, это чей-то кабинет. Алкоголь не сразу даёт мне осознать, что он запер за нами дверь и сейчас мы остались наедине.
Оказалось, я зря приехал, если и родилась здесь несущественная разборка между мажорами, то она погасла ещё до того, как я переступил порог этого злачного места. Не найдя выхода, напряжение продолжало вибрировать в мышцах, ища разрядки. Но Хмельницкий приказал, чтобы я остался до закрытия, на всякий случай. Что же, хозяин – барин, а «Токио» не самое паршивое место, чтобы провести вечер.
Устроившись на втором этаже за своим столиком, расположенным так, что, сидя за ним, можно обозревать всё заведение, я, постукивая сотовым телефоном о подлокотник, ожидал, пока мне принесут кофе. Один из партнёров Хмеля, знавший меня в лицо и понимавший, что я здесь делаю, подсел ко мне, предлагая выпить. Не любил употреблять с неприятными мне личностями, поэтому раз за разом отказывал. Я едва сдерживал своё желание показать ему ствол, намекая, что могу им воспользоваться, но больно это недальновидно, ибо рядом стояла его охрана. Вряд ли Хмельницкий оценит, если я оставлю в дорогом интерьере его заведения дыры в стенах и свою жизнь, размазанной по полу. Долг ещё не отработан до конца.
Читать дальше