Паркер С. Хантингтон - Коварная ложь

– Я в порядке, – заверила я Рида.

Но это было не так.

Я поняла, что это было за чувство.

Любовь.

Мне всегда казалось неправильным то, что люди гоняются за чем-то столь непостоянным. Чем-то, что может сегодня быть, а завтра – исчезнуть.

Любовь напоминала мне машину Нэша: покрытая следами, оставленными прошлым владельцем, обласканная нынешним, но все еще ожидающая часа, когда ее бросят на какой-нибудь свалке в Северной Каролине.

Психолог, к которой мать послала меня, когда мне было одиннадцать и я застукала ее близость с дядей Бальтазаром, сказала мне, что я слишком пристально изучаю жизнь. Мать неплохо заплатила ей, чтобы она держала мой рот на замке. Я подслушала их разговор об этом, когда возвращалась из туалета.

Все это было бессмысленно.

Не имело значения, скажу ли я об этом папе. Горничные сплетничали о ссорах моих родителей, утверждая, что отец бросит мать, как только я окончу школу. Я верила им. Мать с отцом редко разговаривали, а когда говорили, их разговоры крутились только вокруг бизнеса.

Во время сеансов психолог сказала мне, будто дядя Бальтазар – мысленное воплощение моих демонов. И, если вы можете в это поверить, моя мать выступала символом силы. Силы .

А близость между дядей Бальтазаром и матерью? По словам сертифицированного психолога Северной Каролины, доктора Дакоты Митчем: сила убивает моих демонов.

Па все планировал. Он просчитывал ходы, словно шахматный гроссмейстер, и парировал атаки с безжалостностью, которой я завидовала. Я решила, что если стану слишком сильно бунтовать до того, как они с матерью разведутся, то создам эффект бабочки. Так что я держала рот на замке, посещала сеансы у психолога и целый час проводила, размышляя над тем, как бы доктор Митчем охарактеризовала «Голодные игры».

Хотя кое-что у доктора Митчем я усвоила . Она сказала, мне нужен выход для моего творческого ума. И выход для моих эмоций. Она предложила рисовать. Вместо этого я занялась разглашением чужих тайн.

Принтер для печати на ткани, который па подарил мне на шестнадцатилетие, спал спокойно в недрах шкафа. Я вынула его, стерла толстый слой пыли и напечатала на футболке производства «Уинтроп Текстиль»: «Горизонтальные воскресенья». Когда мать спросила, что это значит, я убедила ее в том, что это название малоизвестной музыкальной группы.

Футболки стали моим способом справляться с бытием, и, в конце концов, они стали способом, которым Рид помогал мне справляться с жизнью. Стать текстильной принцессой Северной Каролины. Мать и не догадывалась. Она ненавидела футболки и запрещала мне выходить из дома в чем бы то ни было, кроме дизайнерских тряпок.

Но папа? Мой прекрасный, внимательный папа… Он всегда замечал, что мои Футболки Дня – ЭфДэ, как называл их Рид, – означают, что я пытаюсь справиться с чем-то.

– Готова? – Рид взмахнул своей белой футболкой, словно флагом, пряча переднюю ее часть. Это был мой любимый крой, который изготавливали на папиной фабрике, нечто уютное и мягкое, от чего хотелось свернуться рядом с Ридом калачиком и включить страшное кино.

Я уже выскользнула из своего испорченного платья и нырнула в футболку со свежим принтом. Прижав колени к груди, я села на постели, пряча слова, которые распечатала на футболке десять минут назад.

Адреналин улетучился по дороге домой, и большую часть пути я провела, притворяясь, будто все в порядке, тогда как все, чего мне хотелось, – повернуть время вспять и заставить Эйбла Картрайта заплатить за то, что он сделал.

Я не была всепрощающим человеком. Я цеплялась за обиды и пестовала их, словно любимых питомцев, никогда не забывая кормить, развлекать и составлять им компанию. Мне нужна была месть, или всю оставшуюся жизнь я проведу, постоянно вспоминая все подробности прикосновений Эйбла.

Рид выключил принтер и принялся расстегивать свою рубашку. Я притворилась, что отвела взгляд от мускулов, которых не должно быть у юноши его возраста и, в самом деле закрыв глаза, ждала, пока он нырнет в футболку и натянет ее на торс.

– Готов.

Я провела пальцами по собранным в пучок волосам, прежде чем вылезти из-под одеяла, прикрыв грудь ладонями.

Хотелось закатить глаза от этой детской игры, в которую мы часто играли, но я не стала этого делать, потому что сама мысль о том, что однажды мы уже не будем в это играть, пугала меня. Я хотела до глубокой старости делать с Ридом дурацкие футболки.