Виталий Протов: Вечная история

– Быстро! Пятнадцать минут тебе на все про все, и чтобы был готов.

Ему хватило десяти. Они спустились в ресторан гостиницы, где был шведский стол. Джон недовольно сморщился, и отец дал ему десятку, показав пальцем на видневшийся сквозь окна Макдональдс. Джон умял там «Большой Мак» с невероятным количеством картошки фри, которую, правда, съел не всю, а прихватил остатки с собой и дожевывал по дороге. Взял еще и бутылочку колы. В десятку уложился, даже осталось еще доллара полтора. Он вернулся в ресторан гостиницы, где родители еще доедали какие-то жуткие салаты, запивая их чаем. Нет, положительно никогда им не понять друг друга. Наконец, их долгое застолье кончилось, и они поднялись в номер, чтобы одеться по-пляжному. Проходя мимо 225 номера, Джон задержался на секунду, прислушался, но за дверями стояла тишина, и он с сожалением решил, что его вчерашние знакомые спят после утомительной дороги.

На пляже они расположились почти у самой кромки океана, который был сегодня на удивление спокоен. Он лишь словно дышал глубоко – вода отступала на фут-другой, а потом снова возвращалась почти к самой голове Джона, который любил чувствовать это дыхание.

Вчерашняя девчонка не выходила у Джона из головы. Жаль, он не успел как следует разглядеть ее. Но первое впечатление она оставила самое неплохое. Конечно, он судил только по внешности. Больше его ничто не интересовало. Да и существовало ли что-нибудь, кроме этого? Он даже не задавал себе этого вопроса, потому что в этом мире было только то, что его интересовало, а все остальное… Придет время и он, вероятно, задумается об остальном. А пока существовала эта девчонка, хотя вокруг были и другие. Вот, например, недалеко от него расположилось семейство – мама, папа, дочка и сын. Дочка очень даже ничего. Нет, просто очень даже хорошенькая. Он вытянул шею, надев предварительно темные очки. Хотя треугольничек спереди и закрывает самый аппетитный кусочек ее тела, она из-за этого вовсе не теряет своей привлекательности. Два других треугольничка такого же размера закрывали еще два лакомых кусочка. Хорошенький купальничек. Он заставил себя отвести взгляд в другую сторону, потому что его непоседливый петушок зашевелился в плавках. Но повсюду его глаза встречали полуобнаженные женские тела – такие влекущие, такие атласные, умащенные противозагарными лосьонами и мазями, они действовали на его зрачки, как магнит на железные опилки.

Он даже забыл о том, что первое его желание, когда голые ступни коснулись горячего песка, было броситься в воду. Теперь он вспомнил об этом и, сделав два-три шага, красиво нырнул, уйдя под воду с головой и вынырнув футов через десять. Он отрабатывал этот прием в школьном бассейне. Интересно, видел ли кто-нибудь его прыжок? Он проплавал минут пятнадцать, после чего вылез на берег и уселся, не вытираясь, на свой топчан.

Кстати, а где вчерашняя девчонка? Как ее – Джуди? Он, не вставая с топчана, повертел головой. Ни Джуди, ни ее матери поблизости не было видно. Зато он увидел кое-что другое. Может быть, даже ничуть не хуже. Поблизости лежала красотка лет, наверное, двадцати. Она постелила на топчан подстилку, улеглась на нее, а потом расстегнула на спине это… как же оно называется, ну верхнюю часть, которая прикрывает грудь, и вытащила ее из-под себя. Это чтобы на спине, когда она загорит, не осталось белой полоски.

Он заерзал на своем топчане, в какой уже раз вытягивая шею. Значит, вот оно как. Лежит там себе, а у нее на этом месте ничего нет. С пятнадцати-двадцати футов, которые отделали его от девицы, он видел профиль груди, приплюснутой тяжестью тела к топчану. Ему вдруг так захотелось потрогать это обнаженное чудо, что от абсолютной неосуществимости такого желания у него запершило в горле. И петушок у него зашевелился так, что и ему самому пришлось лечь на живот. Он закрыл глаза, но эта примятая женская грудь не выходила у него из головы. Он представлял себе, как гладит ее, как прикасается к этой атласной коже и к тому, чего не было видно, но что находилось там, прижатое к подстилке. Затем он мысленно увидел, как эта девица встает, забыв о том, что сняла с себя существенную деталь своего пляжного костюма. Что тогда откроется его взору? От этой мысли у него отчаянно закружилась голова, а в плавках стало совсем тесно, потому что петушок просто сошел с ума.

Джон принял единственно правильное решение. Пробормотав для родителей «ох, жарко», он ухватился руками за планки топчана и, не вставая, подтянул себя на фут-полтора к океану. Набежавшая теплая волна обдала его лицо, а он, так и не оторвав живота от топчана, продвинулся еще немного, потом еще, пока не оказался в воде целиком. Еще два-три гребка, и он уже на глубине. Отплыв подальше, он попытался поправить на себе плавки, но рука помимо его воли раза три-четыре прошлась по петушку, которому большего и не потребовалось – он добавил своих шесть-семь малых белесых капель в огромный океан, где они мигом растворились, навсегда скрыв следы его греха.