Виталий Протов - Северное сияние

В ее красоте была какая-то холодная торжественность, входившая в явное противоречие с реалиями жизни: эта девочка была доступна, продавала себя за деньги, а выглядела как неприступная и надменная красавица, чьей благосклонности безуспешно ищут многие далеко не последние мужчины.

Она подошла к нему с детски-наивным выражением на лице – выражением уверенности в своих чарах и гордости за все то, чем мать-природа наделила ее.

Он протянул руку и прикоснулся к ней. Какая холодная упругая кожа. Холодная? Почему же тогда такой жар побежал по его пальцами от этого прикосновения?

Он прижал ее к себе, чтобы она почувствовала, как жаждет ее его плоть. Она принялась расстегивать на нем рубашку, он тем временем возился с брюками. Наконец они оба предстали друг перед другом в откровенной наготе, которая так хорошо говорила о них обоих: юная красавица в расцвете своей молодости и начинающий стареть мужчина, уже слегка обрюзгший, с животиком, грозящим в недалеком будущем округлиться тыковкой. Однако она, оценивающе смерив взглядом его мужское достоинство, видимо осталось удовлетворенной: потрепав, словно щенка по холке, его вздыбленную плоть, повлекла его за собой – кровати, к тумбочке, на которую положила неотъемлемые принадлежности ее профессии: соблюдайте технику безопасности. Он нетерпеливыми руками разорвал пакетик. (Черт, какие их стали делать. В те времена, когда он пользовался этими приспособления, они были другими, совсем другими. Супружеская жизнь отучает от многих навыков молодости.) Она с улыбкой помогла ему справиться с этой немудреной штуковиной, а потом, сдернув покрывало с кровати, легла на спину и замерла в ожидании, которое длилось недолго.

Ах, как ему хотелось насладиться этим телом, гладить и трогать его, ласкать самые интимные и чувственные его места. Но желание его было таким неотложным и насущным, что он почти сразу приступил к делу. Он улегся на нее, вжался в ее белизну и почувствовал, как податливо и с готовностью разошлись под ним ее ноги. И тогда он направил свое зачехленное орудие прямо в средоточие своих вожделений. Но она еще не была готова принять его.

Он сделал одну безуспешную попытку, другую – его плоть неожиданно натолкнулась на сопротивление ее плоти, которая словно не желала впускать его; ее поза, ее встречные движения вроде бы приглашали его и должны были способствовать его проникновению в это выстланное атласом угодье, однако он делал одну за другой безуспешные попытки, встречая на пути ее сухие, словно высушенные ветрами губы.

Но он уже не мог ждать – слишком велико было его нетерпение – и вошел в нее силой. Блаженное выражение на ее лице на секунду сменилось гримасой боли, но потом припухлые губки снова приоткрылись – на лицо вернулась маска страсти, когда его ритмичные и все более ускоряющиеся движения стали исторгать из нее тихие стоны. И тут он почувствовал, как скопившаяся в нем страсть устремилась тягучей волной вниз, и тогда уже он отозвался на ее стоны приглушенным криком, известившим о его фиаско – так быстро любовная игра может заканчиваться разве что у прыщавого подростка, начинающего познавать радости жизни.

Он провалился в эту пропасть наслаждения и на несколько секунд ушел куда-то из этого мира земных юдолей в мир вечного блаженства. Когда он вернулся, она лежала на его плече, тихонько посапывая – его кожу щекотал воздух из ее ноздрей.

Вот тогда-то ему и открылся тайный, хотя по зрелому размышлению и очевидный, смысл двух презервативов, предусмотрительно выложенных на тумбочку этим знатоком сексуальных особенностей мужчин средних лет. Видимо, девочка специализировалась на этой категории и знала специфику: первые объятия у них быстро завершались скоротечным оргазмом. Ее очарование, молодость, соблазнительность оказывались для них, привыкших к оседлому образу жизни, слишком сильным раздражителем.

Ее клиенты, хотя и прошедшие в свое время огонь и воду мужи, с годами теряли навыки и форму тех своих юношеских лет, когда мужчина, по чьему-то меткому наблюдению, готов оплодотворить все, что движется. Рутина сексуальной жизни играла с ними свою неприятную шутку, и они оказывались на удивление незащищенными перед этой откровенной женской красотой. Они шли на любовную схватку с открытым забралом. Но в отличие от лишенных какой-либо новизны погружений в изученные до самых отдаленных извивов лона их жен, это путешествие обещало такие открытия, от которых захватывало дух. Они предвкушали райские наслаждения, мысль о которых возникала при одном только созерцании этого вместилища откровенной чувственности, им слышались стоны такого немыслимого блаженства, что горло сжималось спазмом какого-то невыразимого счастья, они представляли себе сцены такого разнузданного сладострастия, что одного только их воображения было достаточно, чтобы их прорвало… и окропляли неудержимыми брызгами этот мир, порой даже не успевая донести их до того чувствилища, которое и позвало их в этот короткий полет.