Мэри Уэсли - Разумная жизнь

Отражаясь в стекле гравюры, изображающей Наполеона на палубе „Беллерофона“, — она висела на стене в кухне, — Флора увидела за стеклянной дверью гостиной Хьюберта и Космо, развалившихся в креслах возле камина, и бутылку виски на полу между ними.

Жуя хлеб с сыром, Флора прислонилась к стене и прислушалась.

— Когда я позвонил, клерк сказал, что он мертв. Что он покончил жизнь самоубийством. Вот судьба, — говорил Хьюберт.

— Да, ты рассказывал, — зевнул Космо.

— Видишь, когда он угрожал, что так кончит, я его не слушал. Никто не ожидал, что поверенный способен совершить самоубийство.

— Почему бы и нет?

— Ну, ты не способен. Все, что я тогда хотел, это скорее вернуться к Флоре и привезти ее сюда.

— На моей машине.

— На твоей машине. Сейчас я чувствую себя ужасно. Может, он любил жену, а она его бросила. Понимаешь?

— Да, ты уже несколько раз говорил.

— А я убью себя, если Флора меня оставит?

— Может, и нет. Другое дело, если она меня оставит.

— Ты ее еще не получил. Я получил.

— Ты постоянно это твердишь.

— Клерк сказал, что кто-нибудь займется моими бумагами. Я решил оставить Флору здесь. Проследить, чтобы ей хватило денег и так далее. Чтобы все у нее было в порядке.

— Она знает?

— Я ей скажу. Она делает то, что я ей говорю.

Флора перестала жевать, проглотила, запила молоком.

— Там есть еще виски? — спросил Хьюберт. — Хорошо, что я тоже купил бутылку. Ты молодец, что привез свою, кстати. Я тебя уже благодарил? Эта бутылка почти пустая.

Отражение Хьюберта в гравюре наливало виски.

— По крайней мере, ты получил от привидения кузена Типа приветствие. Похоже, он наслаждался твоими посланиями, собирал их. Особенно ему понравилось то, что написала Флора. Ты никогда не догадывался, что она тебя обманула? Нет? Или ты думаешь, Тип оставил ее открытку специально для тебя?

— Выражайся яснее, чем в баре, — пробурчал Хьюберт. — Не так по-дурацки.

— А, мы уже иронизируем? Интересно, где же она?

— Ушла гулять. Еще налить?

— Когда я первый ее нашел, она выходила прямо из моря… Очень было мило.

— О, рождение Венеры?

— А я тебе рассказывал, как страдал по Венере?

— Боттичелли?

— Я жаждал ее и жаждал. Эти красивые, похожие на водоросли волосы, она стоит и стыдливо прикрывает рукой низ живота.

— Флора была такая юная, худенькая, очень живая, как сейчас помню, но еще слишком маленькая, чтобы иметь такой кустик. Но сейчас он у нее есть, темно-коричневый, почти черный, замечательный.

— Свинья, — бросил презрительно Космо. — Она так же хороша, как Джойс, так же энергична? У Джойс это было ярко-рыжего цвета… А она…

Флора не знала, проглотить ей хлеб или выплюнуть. Щеки горели. Феликс никогда бы не обсуждал ее, как эти.

Отражение Хьюберта осторожно, чтобы не разлить, наполнило бокал виски, добавив воды, и сказало:

— Знаешь, полегче. Ты говоришь о моей будущей жене.

— Моей, скорее всего, — рассмеялся Космо. — Не будь таким самоуверенным.

— Я не самоуверенный! — воскликнул Хьюберт. — Я заставляю себя быть уверенным. Каждый день, каждый раз я пытаюсь становиться все более и более уверенным, — голос его звучал жалобно.

— Когда мы были невинными мальчиками, помнишь, мы размышляли, что же такое — девочки. Ну и как теперь ты считаешь, кто-то из них удивил тебя?

— Твоя сестра Мэбс.

— Мэбс?

— Она играла с моей ширинкой, когда танцевала.

— А вот наша Флора не такая, — сказал Космо.

— Моя Флора.

— Наша. Я думаю, Флора еще свободна, как и Венера, свободна выбирать. Как ты думаешь, она увлечена Феликсом?

— Вздор, старик, напрасная трата любовной энергии для нее. Я узнал от Джойс, что Феликс развлекался с ее братишкой.

— С тем странным, похожим на лысуху хорошеньким мальчиком из нашей школы?

— Именно.

— Но Феликс женат и у него ребенок. Если ты прав, то слава Богу, что Мэбс на него не нарвалась. Но нет, Флора бы не… Идиотская мысль! И если ты прав, что Феликс бисексуал, всякое может случиться. А что-то было между моим отцом и Флорой. Знаешь, матушка просто рехнулась.

Флора перестала жевать, шагнула вперед и уставилась на них. Они ее не видели.

— Может, у меня мозги поехали, — продолжал Космо, — но я почти поверил.

— Ерунда, — сказал Хьюберт. Он лег на спину, вытянул ноги к огню. Оба молчали. Бокал Хьюберта стоял у него на груди, а бокал Космо упал на пол. Потом они снова заговорили.

— Это была вовсе никакая не посудина, в которой стояла Венера, а раковина, — вздохнул Космо.