Дороти Кумсон - Спокойной ночи, крошка

И хотя я делаю то, что должна, ничего не исчезает.

Лео…

Пальцы Мэла ложатся на верхнюю пуговицу моих джинсов.

Я стараюсь сосредоточиться на этом. На том, как он раздевает меня. Расстегивает мои джинсы. Снимает мои кроссовки, стягивает их вместе с джинсами, и умудряется как-то снять и левый носок.

Потом правый. Мэл выпрямляется.

Лео, мой сын…

Руки Мэла на моих белых трусиках.

Лео, мой сын, мой малыш…

Мэл останавливается. Нежно смотрит на меня, будто спрашивая, уверена ли я. Действительно ли время настало. Действительно ли у нас не осталось надежды.

Лео, мой сын, мой малыш, радость моя…

Я вздрагиваю. Следующее слово раскаленной молнией поражает мое тело. Выжигает след в моем разуме. Воплощается в реальность. Подтверждает слова доктора. Я не хочу, чтобы это слово воплотилось в реальность. Я хочу забыть.

Считывая мои мысли, считывая движения моего тела, Мэл целует меня, отгоняя это слово. Его ладонь ложится мне на затылок, вторая — на поясницу. Мэл притягивает меня к себе, целует.

Я со страстью отдаюсь поцелую. Со страстью, рожденной горем, и ужасом, и болью. Мы сливаемся в поцелуе, прирастаем друг к другу, становимся единым целым. Я чувствую, как его член прижимается к моему животу. Мэл готов, и я протягиваю руку, чтобы коснуться его. Но Мэл не прерывает поцелуй, он толкает меня к кровати.

Лео, мой сын, мой малыш, радость моя… Он у…

Это словно пенистой волной поднимается в моем сознании, и я впиваюсь поцелуем в губы Мэла, отгоняя эту мысль.

Его губы касаются моих губ, его язык касается моего языка.

Мэл толкает меня на кровать, ложится на меня.

Он останавливается на мгновение, чтобы сбросить штаны, и мы вновь сливаемся в поцелуе — на этот раз нежном, медленном, настойчивом.

Но это слово…

Неизменное…

Верное…

Ум…

Мэл останавливается, он все еще на мне.

И все останавливается вместе с ним. Наши взгляды встречаются, и я… я забываю. Я утрачиваю себя.

Теперь я понимаю, почему Мэл предложил мне это.

Сейчас я — это не я. Я не мать. Я не жена. Я — это не я. Я — это скопление атомов. Атомов, случайно оказавшихся тут в это мгновение.

Мгновение. Между прошлым и будущим. Мгновение до того, как я очнусь.

Мэл входит в меня, и я вскрикиваю. Его губы запечатывают мои уста, впитывают этот крик, крик боли и наслаждения. Я впиваюсь ногтями в его спину, хватаюсь за его лопатки, царапаю его кожу. Его губы на моем правом соске, он кусает меня, и волны сладкой боли проходят по моему телу. Я сжимаю зубы на его коже под ключицей. Мэл стонет, запуская руку в мои волосы и накручивая их на запястье.

Он груб со мной, грубее, чем нужно.

Но дело не в удовольствии, не в желании, не в страсти. Каждое его движение, приносящее физическую боль, срывает покровы реальности. Устраняет агонию. Толкает меня в сторону черного, жаркого, благословенного забвения. Нам больно, и поэтому мы причиняем боль друг другу. Мы превращаем друг друга в бездумное, случайное скопление атомов.

Он целует меня, ловя губами мои стоны, возвращая свои стоны мне.

Я чувствую его приближение. Приближение оргазма. Конца. Точки невозвращения. Он нарастает у меня между ног, расходится по моей крови. Я уже на грани, он распускается во мне, словно цветок… Я на грани… Я над обрывом… Над пропастью… И я падаю. Он взрывается во мне, и я падаю. Я лечу в пустоту. Я ничто. Я не скована больше. Я свободна.

Свободна.

Но вскоре мы разделены вновь. Я понимаю, что мы уже не единое целое. Мэл перекатывается на спину и смотрит в лепной потолок. Мне казалось, что мы пребывали в этом сладостном единении вечно, но теперь мы снова разделены. Разрознены. Не цельные. Даже наше дыхание звучит не в такт.

— Мне так жаль… — говорит Мэл.

«Я знаю», — мысленно отвечаю я. Я не могу произнести этого вслух. Я вообще ничего не могу сказать. Мне нужно лежать тихо-тихо, молча, не шевелясь, потому что только так, проявляя осторожность, можно сохранить… сохранить забвение. У меня болит кожа на голове — Мэл слишком сильно дергал меня за волосы. Болят губы от его грубых поцелуев. Болит сосок от его укуса. Болит промежность от его резких движений.

Если цепляться за эту боль, то все еще можно не вспоминать…

— Я не мог оставить ее. Вот почему. Когда она сказала, что я должен сделать выбор, я понял, что не могу оставить ее. Я дал ей слово, что не оставлю ее. И я не смог. Она… как мама. — Мэл запинается. — У нее биполярное расстройство.