У Стеллы была классическая внешность американки: нежный овал лица, освещенного широко расставленными глазами цвета топаза. Светлые волосы свободно ниспадали ей на плечи и касались ее чувственных, полных губ. Чуть заметные скулы, небольшой слегка приплюснутый нос и, странное дело, эти полные губы, в капризном изгибе которых Фабиан заметил признаки заносчивости. Но он обратил внимание и на ее робость, желание остаться в стороне.
Лишь после того как Фабиан провел с ней ряд коротких встреч, за чашкой кофе беседуя о лошадях, Стелла почувствовала к нему расположение и стала рассказывать о себе, о своей семье. Родители развелись, когда она была еще ребенком, и каждый из них вступил в повторный брак. Уехав далеко — в Нью-Йорк и Новую Англию, — они жили счастливо и, занятые детьми от этих союзов, почти не уделяли внимания Стелле, своему первенцу, которая уже успела вырасти.
Спустя несколько дней Стелла пригласила Фабиана в конюшню, где она держала кобылу по имени Вороная — самое ценное свое приобретение.
На девушке была куртка из грубой кожи, джинсы с кожаными крагами, обтягивающие ее выпуклые, крепкие ягодицы. Прочная, эластичная кожа воротника подчеркивала хрупкую белизну ее шеи. Она аккуратно прогуливала по загону Вороную, к передним ногам которой были прикреплены тяжелые цепи — специальное приспособление для тренировки иноходцев, — которые производили резкий звук.
Вороная — теннесийская прогулочная лошадь — была потомком лошадей с плантаций, которые некогда возили на себе плантаторов и надсмотрщиков. Подобно большинству южан, владевших лошадьми такой породы, Стелла много времени посвящала уходу за кобылой, совершенствуя три вида походки: прогулочный шаг, рысца и бег иноходью, при котором каждая нога ударяла о землю порознь, что было особым шиком.
Фабиан наблюдал за тем, как Стелла следит за временем и интервалами между каждым шагом, вырабатывая особую последовательность. На этот раз лошадь теряла ритм, ее походка превратилась в мозаику разрозненных движений — передняя часть корпуса напрягалась для прогулочного шага, а задние ноги, сгибающиеся под тяжестью Стеллы, все еще бежали рысцой, задевая за передние.
Упавшая духом Стелла спешилась и отвела лошадь в свою мастерскую в задней части конюшни. Полки в ней были уставлены банками с мазями, различными смазками, целым набором гирь, клиньев для копыт, подкладок и цепей всех размеров и толщины. Стелла бережно провела Вороную в середину помещения и, привязав животное к двум столбам, сняла цепи, обременявшие передние ноги кобылы. Освобожденная от пут лошадь в нетерпеливом ожидании била копытом, неслышно вздыхая, и внимательно смотрела на хозяйку.
На бабках Вороной Фабиан увидел множество язв, частью заживающих, частью нагнаивающихся, изрезанных бороздками, воспаленных, опоясывающих ноги наподобие украшения. С одной из полок Стелла достала банку и резиновые перчатки. Нагнувшись, она принялась терпеливо смазывать вязкой массой изъеденные язвами передние ноги кобылы. Девушка объяснила, что она, подобно многим другим владельцам теннесийских иноходцев, устраивает «язвенную походку», чтобы с помощью незаживающих ран обеспечить чувствительность ног к подвешенным грузам. Пытаясь облегчить боль, животное было вынуждено менять свой аллюр и подпрыгивать, вырабатывая шаг, который коннозаводчики называли предрасположенностью к прогулочному бегу.
Стелла объясняла, что большинство используемых коммерсантами снадобий для нанесения животным ран ее не удовлетворяют. Одни из них слишком эффективны и болезненны, другие носят чересчур щадящий характер. Поэтому ей пришлось самой придумать несколько составов едких мазей, начиная со слишком сильных, которые чуть ли не жгли плоть, когда мазь клали в «башмаки» или под цепи перед самой поездкой; другие были настолько слабы, что можно было оставлять их на передних ногах лошади на всю ночь и даже на день, в уверенности, что они постепенно вызовут язвы нужных размеров. Стелла надеялась, что ее старания будут вознаграждены в конце лета, когда состоится самая престижная национальная выставка теннесийских прогулочных лошадей в Шелбивилле, где она покажет свою Вороную, которая, если повезет, превратится из местной достопримечательности в победительницу национальных состязаний.
Всякий раз, как она клала слой мази, по телу лошади пробегала дрожь. Привязанная между двумя столбами, кобыла как бы разрывалась между двумя желаниями: с одной стороны, животное противилось манипуляциям с ним, с другой — оно хотело участвовать в планах своей хозяйки. Казалось, животное понимало, что процедуры, которым подвергались его ноги, являются частью более обширного и обдуманного плана — где не имели значения ни выигрыш, ни поражение, где наградой мог быть лишь щелчок хлыстом по крупу или удар шпорами в бока.
Читать дальше