Ежи Косински - Игра страсти

Одной из них была Мануэла. Всякий раз, как он видел ее, взволнованный ее красотой, он испытывал душевное смятение, похожее на то, какое, вероятно, испытал и Гордон-Смит, когда правда о жизни Дианы заставила его проанализировать и собственную жизнь.

Мануэла вошла в жизнь Фабиана, вращаясь в среде транссексуалов. Она была подругой другого транссексуала, который уже прошел путь до полного превращения в женщину. Тот однажды попросил Фабиана сопровождать его к врачу. Во время этих визитов он получал регулярные гормональные инъекции. Представляя Мануэлу Фабиану, его «подруга» сказала ему, что Мануэла, в отличие от нее самой, видоизменилась лишь наполовину. Груди у нее увеличены посредством гормональной терапии и хирургического вмешательства, адамово яблоко устранено, а кожа подверглась полной эпиляции. Однако она все еще не желала или была не готова к полному превращению в женщину. Мануэла покраснела, заикаясь, назвала свое имя и, смущаясь, но ни слова не говоря, позволила Фабиану оценить ее чувственное лицо, гладкость шеи, девичьи груди, поразительной красоты талию, бедра и ноги.

Ей было лет двадцать пять, она работала в крупной аптеке, принадлежавшей ее родителям. С подросткового возраста она считала себя женщиной, против чего они не возражали. Чтобы сохранить ее тайну, их семейство переехало в другой город, где Мануэлу знали бы как молодую женщину. Как признавалась Фабиану Мануэла, в ее жизни были продолжительные периоды, когда ее мучила анатомия, поскольку ее мужские органы бездействовали. Тогда-то она и подумала о полном превращении в женщину. Хотя она жила как женщина и желала вступать в половые отношения лишь с мужчинами-гетеросексуалами, Мануэла уверяла его, что желание и оргазм она будет испытывать, лишь сохранив свой мужской орган. Она полагала, что большинство полностью трансформированных транссексуалов испытывают ослабленное половое влечение и редко, а то и никогда не испытывают оргазм. Пол в них как бы дремлет.

Мануэла рассказала Фабиану о том, как, находясь в обществе мужчины, не знавшего о ее двойственной натуре, который был увлечен ею или сам увлек ее, она прибегала к разнообразным хитростям, чтобы скрыть свою подлинную сущность. С помощью клейких лент и пластырей, даже корсетов она прятала свой член, складывая и плотно прижимая его к телу. Во время любовных игр, утверждавших ее женственность и красоту, она прибегала к самым невероятным приемам, к примеру, заявляла о том, что у нее менструация, лишь бы не раздеваться полностью в присутствии возлюбленного. Когда же он был пьян или разгорячен, она могла предложить ему груди, рот или какой-то иной способ любви, чтобы он подумал, что овладел ею полностью.

Она призналась, что такие ласки были возбуждающими, льстящими ей и усиливали в ней ощущение себя как женщины, но признавалась, что зачастую они не удовлетворяли ее, вызывая лишь лихорадочное и бесплодное ожидание.

Бедственное положение Мануэлы в глазах Фабиана отражало ту двусмысленность, жертвой которой он становился, входя даже в самые непродолжительные отношения с женщиной-транссексуалом. Он колебался, не зная, что предпочесть — такую любовницу, которая подверглась окончательному превращению, правда отчасти утратив при этом пылкость, или же такую, которая, как Мануэла, сохранила всю страстность ценой отказа от реальности иного пола.

Фабиан убеждался в том, что Мануэла вызывает восхищение. То, что ему казалось его причиной, было ароматом ее заряженной женственности: ее черты, формы тела, голос, грим и одежда — всем своим существом она старалась усилить свою привлекательность как женщина. Его приковывала к себе ее юная чувственность, всегда пронизанная особенным ароматом, которая сочеталась с выражением этой нарочитой чувственности — женственностью в стадии становления. Намекнув на то, что она отыщет в нем уязвимое, слабое место, Мануэла обещала открытие неизведанных, новых и тем более желанных для него ощущений. Никогда ее мнимая женственность, утверждение, что она принадлежит к нежному полу, не заслоняли от него того факта, что она остается мужчиной, и, однако, эта двойственность не тревожила его. В своем караване — этом доме на колесах, в интимных покоях своей персональной крепости — он мог без помех наблюдать, оценивать и размышлять над загадкой собственной личности — изгоя из клана крестоносцев, инквизиторов и цензоров, наблюдающих за сексуальными нравами.

По пути в город Фабиан обычно звонил Мануэле, и она устраивала так, чтобы освободиться от работы в аптеке. Приехав, он, как правило, оставлял свой караван неподалеку от парка. На следующий день Мануэла, получавшая удовольствие от поездок верхом, находила его в тот момент, когда он прогуливал своих пони.