Маргрит Моор - Серое, белое, голубое

— Нелли, пошли.

В полном изнеможении она встала с дивана.

Плитки мостовой еще влажные после дождя. Песок у подножия дюны немного потемнел. Эрик наслаждается сумрачностью утра, которая дарит ему иллюзию, будто сейчас сентябрь и вновь начинаются занятия в школе. Бодрое настроение первого школьного дня. Костюм отутюжен, в руках новый кожаный портфель, пахнущий, как он теперь знает, формалином. Через какие-то двадцать минут он доберется до больницы.

Въезжая на Старую Морскую улицу, он с удивлением замечает собаку Магды, стоящую возле калитки. Это тот самый симпатяга, которого ласковая хозяйка каждый вечер укладывает на детский матрасик в кухне, а в сырую погоду накрывает сверху шубой, в которой уже неудобно ходить, — сейчас он весь промок и продрог. Эрик резко выворачивает руль и тормозит.

Странно, что пес меня не узнает, думает Эрик. Я друг дома, почему же он при виде меня не виляет радостно хвостом? Привет, старина, расскажи, как дела? Почему ты целую ночь провел на улице? Почему нет огня у тебя в глазах? Пес не реагировал. Только в ту минуту, когда Эрик прекратил гладить его по голове, он словно очнулся и начал суетливо оглядываться вокруг. А потом вдруг взвыл, коротко, но так, что кровь застыла в жилах, — это было похоже на крик тяжелобольного. Господи помилуй! Эрик бросается со всех ног к двери, ведущей в кухню, и находит ее незапертой.

Там витает запах сушеных слив, выращенных в своем саду, домашнего торта, свежевыглаженного белья, намытых шампунем и аккуратно подстриженных комнатных собачек. Магда переводчица. Досадуя на свою сидячую работу, она вскакивает порой и быстро-быстро принимается за какое-нибудь дело, чтобы размять мускулы. Эрик заходит в коридор. Проходя мимо гостиной, он видит в открытую дверь на полках расставленные не по порядку художественные альбомы, некоторые из них лежат на полу в раскрытом виде, чувствуется, что здесь серьезно увлекаются искусством. Роберт владелец завода. Он знает все о французской живописи, это означает «от истоков до Сезанна», потому что «после» Сезанна, как он говорит, все пошло шиворот-навыворот. Случались вечера, когда Эрику из деликатности приходилось опускать глаза, если Роберт повышал голос и слишком уж расходился. А вот по этой лестнице он поднимался лишь считанные разы.

Дверь в спальню открыта. Он идет осторожно, повинуясь инстинкту, ступает на цыпочках. Он уже давно почувствовал, что это его вторжение — неотвратимая неизбежность, назначенная ему вопреки его воле. Он слышит знакомое сипение и свист: две собачки породы пекинес уже успели состариться и дышат тяжело. Странно, что, войдя, он сосредоточил все свое внимание на этой парочке: они забились под стул, лежат и дрожат там, выглядывая из-под складок шелкового сарафана с бретельками крест-накрест. Он долго-долго не отводит от них взгляд, так долго, что кажется, время остановилось. Но в конце концов приходится.

Магда лежит на полу. Кружевная не то комбинация, не то нижняя юбка, складками обхватившая ее талию и бедра, вся пропитана красным. Должно быть, она сползла с постели, пока ее кололи ножом, — на это указывает кровавый след на простыне. Похоже, она пыталась перевернуться на живот, при этом волосы упали ей на лицо. Опустившись возле нее на колени, Эрик смотрит внимательно и видит, что в последние мгновения своей жизни она хотела закрыть глаза. Он врач. Несмотря на то, что истерзанная грудь говорит сама за себя, он щупает пульс. Ее тело уже холодное.

Привычный путь на работу. Выезжая, знаешь, что со скоростью сто сорок километров в час проскочишь поля окрестностей Рейнсбюрха, пронесешься мимо старой, заброшенной трамвайной линии, мимо бывшего кафе. У него уже вошло в обычай въезжать в город в половине восьмого.

Молодая секретарша протягивает список предстоящих на сегодня операций. Операционная номер восемь. Мне нравится ее округлая ручка, пальцы, сужающиеся к концам, аромат, красноречиво свидетельствующий о том, какая она вся чистая и намытая. От густых ресниц падает тень на слегка тонированные щеки, возле губ проходит едва заметная морщинка — след весьма глубоких и противоречивых эмоций. Но полюбить эту женщину — нет, это невозможно.

Работа предстоит довольно простая. Люди обычно удовлетворены результатами хирургического вмешательства, произведенного за умеренную цену. Правда, порой случаются драмы. В канун Нового года всегда приходится дежурить. Как-то привели семнадцатилетнего рецидивиста. При том что у него уже не было одного глаза и части правой руки, и года не прошло, как он опять побывал в переделке. Эрик решил для себя, что изувеченные нос и скулы — не в его компетенции, но глаз надо было спасать. С профессиональной ловкостью он извлек стекло и инородные тела, обработал глаз больного дезинфицирующим раствором, наложил шов, который за три недели должен был постепенно рассосаться сам собой.