Мишель Ричмонд - Год тумана

— Тебе не грустно уезжать?

С минуту она раздумывает.

— Конечно, грустно. Но пора сменить обстановку.

Тина вытаскивает из шкафа гидрокостюм.

— На, примерь. — Девушка оглядывает меня с головы до ног. — Должен подойти.

Гуфи продолжает болтать и, судя по всему, не собирается выходить из комнаты. Сначала пытаюсь разыгрывать скромницу и натягиваю гидрокостюм, не снимая юбки. Но он слишком узок, надеть его трудно, и вскоре Тина принимается втискивать в него мои бедра со словами: «Дай-ка помогу». Когда переходит к груди, вспоминаю субботний вечер в универсальном магазине — мне двенадцать лет, и продавщица в красном костюме помогала примерять мой первый лифчик. Не знаю почему, но начинаю плакать.

— Эй… — Тина вытирает мне слезы. — В чем дело? Хочешь что-то рассказать?

— Нет.

— В воде станет легче. — Она поворачивает меня кругом. — Обычно помогает.

Серф-инструктор прикасается к круглому пятну на моей спине.

— Это что, родинка?

— Нет. Солнечный ожог. В тринадцать лет у меня облезла вся спина, кроме одного этого места. И с каждым годом оно становится все темнее.

— Тоже своего рода память. — Застежка молнии скользит вдоль позвоночника, и меня пробирает дрожь. — Тело вроде как напоминает тебе о том, какая ты была дура. Вот погляди-ка.

Она вынимает из гидрокостюма правую ногу и показывает глубокий лиловый рубец на голени.

— Когда впервые в жизни встала на доску, то упала и запуталась в креплении. Под водой было жутко, я не понимала, где верх и где низ, волна меня просто тащила. Крепление врезалось в ногу, было столько крови… Но честное слово, это лучший момент в моей жизни. Я абсолютно утратила контроль над ситуацией и перестала сопротивляться волне. Круто, блин, получилось.

Мы молча возвращаемся на пляж и спускаемся на песок неподалеку от парковки; океан кажется необъятным и жутким, и я, наверное, просто не готова. Надо бы признаться Тине, что мне страшно. Но времени нет, Гуфи внезапно пускается рысью, крикнув: «За мной!» Она бежит медленно и размашисто, как и все серфингисты, и каждый ее мускул как будто предвкушает близость воды. Я поспеваю за ней; песок сменяется пеной, и приходится бороться с течением. Вода холодна как лед, и в моем мозгу словно вспыхивает электрическая искра.

— Делай, как я! — командует Тина.

Мы ложимся на доски и плывем прочь от берега. Плечи болят, пальцы онемели, рот полон соленой воды, но в этом есть что-то глубоко правильное. Усердно гребем в течение десяти минут, а потом Тина садится на доску. После нескольких попыток мне, запыхавшейся, также удается принять сидячее положение.

— И что теперь?

— Будем ждать.

— Долго?

— Может быть, минуту. Может быть, час. Расслабься.

— Мне адски страшно.

— Не бойся. Когда скомандую, начинай быстро грести. А потом встань. И пусть волна тебя несет.

— Неужели все так просто?

Постепенно тело привыкает к холоду. Тина рядом, но молчит. Облака быстро перемещаются и приоткрывают краешек солнца, но уже через секунду исчезает. Слышу, как волны бьются о берег. Океан медленно колышется под нами, вздымается и опускается. Хочется спать.

— Ты могла бы поехать со мной. — Тина сидит на доске, свесив ноги в воду, руки лежат на коленях, как у выпускницы пансиона. Здесь она, кажется, в своей стихии и как будто полностью принадлежит воде. С трудом представляю ее за партой в душной аудитории колледжа.

— Зачем?

— Прокатишься по Америке. Я взяла напрокат трейлер. Места хватит на двоих.

— Заманчивое предложение, но мне трудно представить себя в Арканзасе.

Волны движутся вверх-вниз, вверх-вниз.

— Что тебя здесь держит?

— Много чего… — Не могу сказать ничего конкретного. — Знаешь, семья у меня была со странностями…

Тина улыбается:

— Со странностями?

— Когда я была маленькой, мама купила нам с сестрой записные книжки, в которых мы раз в год должны были делать записи. Утром тридцать первого декабря, после завтрака, она отправляла нас в разные комнаты, отца — в кабинет, а сама уходила на кухню. Приходилось проводить все утро, подбивая итоги и вспоминая, что сделали и чего не сделали за минувшие триста шестьдесят четыре дня. В полдень мама созывала в столовой семейный совет и заставляла всех по очереди огласить свой список.

— Да, это нелегко.

— Потом просила сказать, что бы мы хотели исправить, если бы могли вернуться в прошлое. Мы были детьми и не видели в этом ничего интересного. Ну, например, «я не стала бы красть пенал у Синди Новак». Или «я как следует бы заботилась о своих рыбках». Когда мы с сестрой перешли в старшую школу, то начали писать всякую чушь, чтобы только вывести маму из себя. Например, «я не стала бы спать со всей футбольной командой».