Майкл Корда - Роковая женщина

Они сформировали неправильный строй, попарно. Саймон, отметила Алекса, взял себе ружье, очевидно, решив, что раз уж он здесь, ничего не пропустить. Насколько ей было известно, раньше он никогда не охотился, и, хотя он имел привычку носить с собой пистолет, Алекса всегда полагала, что он делает это только ради психологической поддержки, поскольку никогда из него не стрелял. Она догадывалась, что единственная причина, по которой он взял винтовку, было нежелание оставаться с другими зрителями — а может, он просто хотел позлить де Витта, которого выбрал своим партнером. Но нет, подумала она, Саймон достаточно умен, чтобы предоставить стрельбу де Витту и заработать очки в качестве хорошего охотника.

Они двинулись не спеша вперед. Перед ними зигзагами бежала собака — старый лабрадор с седеющей шерстью, слишком опытный, чтобы впадать в возбуждение на охоте, и явно способный обойтись без произносимых шепотом команд и свистков своего владельца, медвежеватого старика, у которого был такой вид, будто он спал со своей собакой в одной конуре.

— Кто это? — тихо спросила Алекса у Роберта.

Он покачал головой.

— Один из местных. Мак-Гиверни собирает их, когда нуждается в помощи. Мы только в девяноста милях от Нью-Йорка, но это настоящая сельская местность. Здесь есть люди, которые не станут есть мясо, если это не браконьерски подстреленный олень… Приготовьтесь!

Собака теперь достигла линии деревьев, в пятидесяти ярдах от стерни, и на миг сделала стойку. Ее хозяин сунул в рот ком жевательного табака и произнес: «Подойдите ближе». Роберт взял ее под локоть, и вместе они побежали вперед, спотыкаясь о кочки и рытвины, затем раздался такой шум, будто взлетела ракета, и прежде, чем она определила направление шума, Роберт вскинул ружье и дважды выстрелил. Алекса даже не увидела фазана, пока тот не упал с тяжелым стуком. Собака, явно не желавшая тратить энергию понапрасну, лениво потрусила к птице и принесла ее хозяину в зубах.

— Как там, Мак-Гиверни? — крикнул Роберт через плечо.

— Цельтесь им в голову, мистер Роберт, так их будет удобнее есть. Не стоит ломать зубы о пулю. Ваш папа обычно стрелял так, что на мясе никогда не было ни отметины.

Роберт помрачнел.

— Черт, — пробормотал он сквозь зубы. — Спорим на два цента, что… — На что он собирался потратить два цента, потонуло в раскате шума. С другой стороны рощи Алекса слышала собачий лай, голоса людей, резкие крики фазанов, в то время как прямо перед ними птицы сами бросались под шквал выстрелов. Это было так, как будто здесь разразилась небольшая, но яростная война, и внезапно ее замутило. Она закрыла глаза и увидела отца, лежащего на полу. Его руки были прижаты к груди, словно он пытался остановить кровь, зажать ее ладонями, его глаза широко открыты, лицо уже побелело — смертной бледностью. Она не заметила мгновения, когда он умер, и возможно он, к счастью, тоже. Он просто соскользнул из одного состояния в другое. Она чуяла знакомый запах пороха, слышала знакомый грохот ружейных выстрелов, хотя здесь они звучали не так громко, как в замкнутом пространстве. Она почувствовала, что дрожит, ее охватила слабость, словно грохот выстрелов проникал прямо в мозг.

— Что, черт побери, с вами происходит? — спросил Роберт, опустив ружье.

— Я не могу здесь больше оставаться. Это была ошибка. Я должна уйти.

Он схватил ее за руку.

— Вам что, плохо? Ведь это только птицы. Их для того и разводят.

— Я не могу этого объяснить. Я должна уйти отсюда.

Роберт мгновение помедлил, словно обдумывал проблему, затем взял ее под руку.

— Идемте, — сказал он. Потащил ее к лесу и остановился у выросшей перед ними низкой каменной стены. — Посидите здесь. Я перейду рощу и организую машину, чтоб отвезти вас домой. Так будет безопаснее, чем возвращаться туда, где стреляют.

Ей вовсе не казалось, что так безопасней. В тот миг, когда они вошли в лес, они сразу стали невидимы для стрелявших в этом направлении — и фактически, стреляные гильзы уже падали сверху, однако Роберт, казалось, знал, что делать, и она была слишком испугана, чтобы спорить. Он помог ей перебраться через стену и указал вниз, на короткий, крутой склон, усеянный сухими сосновыми иглами, под которым громоздились камни. — Спускайтесь туда. Сидите и ждите. Я пойду по тропинке. Отдыхайте.

Алексе не хотелось оставаться одной. Она догадывалась, что до дальнего конца рощи не больше ста ярдов, и ей стало стыдно за внезапный приступ паники. Теперь, когда она не видела мертвых птиц, то чувствовала себя лучше.