Майкл Корда - Роковая женщина

Раз в год в лимузине прибывал служащий от Картье, чтобы почистить ее бриллианты, и оставался для этого на неделю, равно как и тот, кто регулярно приезжал из Нью-Йорка осматривать сотни антикварных часов, ибо Элинор Баннермэн настаивала, чтобы все они звонили одновременно. Единственный стандарт, который она знала, было совершенство, и она не принимала ничего другого, вот почему обстоятельства смерти сына показались ей личным оскорблением.

Кортланд де Витт был женат на Элизабет Баннермэн, старшей из двух дочерей Элинор, почти сорок лет, но сознавал, что никогда не был в состоянии соответствовать стандартам совершенства, установленным тещей. Единственное утешение, что ее дети и внуки были не лучше. Он подумал о Кэтрин, своей свояченице, о Пате, младшем сыне Артура, о бедной Сеси, которая в далекой Африке отчаянно старалась изгнать демонов богатства Баннермэнов среди голодающих угандийцев. И откашлялся.

— Как я сказал… — Его голос раскатился громом, голос юриста, которым он в молодости взбадривал даже самых сонных присяжных. Он снова откашлялся и приглушил его до более естественного тона, прежде, чем она успела напомнить ему, что не глухая. По правде говоря, она не страдала абсолютно никакими старческими недомоганиями, что весьма раздражало де Витта, поскольку он сам был немало им подвержен, хоть и был на двадцать лет моложе. — …Как я сказал, думаю, нам придется смириться с неизбежным.

— Смириться? О чем ты говоришь? Нам угрожает позорный скандал. Я спрашивала, что нужно сделать, чтобы его предотвратить.

— Я как раз об этом, Элинор. Не думаю, что мы сможем его предотвратить. К тому времени, когда меня уже вызвали, бедный Артур был уже мертв.

— Тогда зачем ты позвонил в больницу?

— Я не знал, что он мертв. Мне сказали только, что у него сердечный приступ. В конце концов, он мог оказаться и жив…

— Тебе следовало поехать туда самому.

— Я не врач. Первой моей мыслью было оказать ему помощь. Когда я приехал на квартиру, полиция и «скорая» были уже там. Конечно, когда полицейские услышали фамилию, они набежали целым стадом — был даже инспектор. Им не составило особого труда понять, что Артур умер уже час или два назад.

— Но разве ты не способен был управиться с ними? Когда дядя Джон умер в Гарвард-Клубе, мой муж позвонил мэру Ла Гуардиа и сказал: «Джон Алдон отошел во сне». И мэр приказал полицейским так и записать. Нужно быть твердым с этими людьми.

Де Витт зашарил по карманам, затем осознал это и остановился. Он жаждал закурить сигару, но в присутствии Элинор это было исключено. В Кайаве сигары допускались только после обеда, когда Элинор и другие дамы, если таковые там присутствовали, оставляли мужчин выпить бренди. Де Витт помнил смерть дяди Джона даже слишком хорошо. Джон ушел от жены после жестокой ссоры и снял комнату в Гарвард-Клубе, где напился в баре до одурения, а потом поднялся в номер и уснул прямо в ванне, оставив открытым кран с горячей водой. К несчастью, из-за беспечности истопника, пошел слишком крутой кипяток и Джон Алдон просто-напросто сварился.

— Богатство больше не вызывает надлежащего уважения, — мягко сказал он. — Кроме того, существовали и другие… деликатные… проблемы. Видите ли, Артур был одет уже после того, как умер. Полиция не могла не заметить это, когда осматривала тело.

Он сделал паузу. Казалось, не было необходимости сообщать Элинор, что трусы на Артуре были задом наперед, а пуговицы на рубашке застегнуты неправильно. Инспектор, крепкий мужчина с внешностью боксера и пронзительными глазами детектива сообщил это, когда они вышли в ванную, дымя сигарой, которую де Витт ему предложил. «Вам никогда не удастся это скрыть, — прошептал он. — Здесь эти молодые копы. Они захотят увидеть свои имена во всех этих траханых газетах. И еще два этих типа из «скорой» — они тоже не заткнутся. Побегут продавать эту историю в «Нью-Йорк пост», как только отвезут труп в морг. — Он стряхнул пепел с сигары в унитаз. — Бедняга, думал, что кончает, да кончился сам».

К счастью, Элинор Баннермэн не спрашивала о деталях. Подобно адвокату, она понимала, что не нужно задавать вопрос, если не уверена, что тебе понравится ответ.

— Мы можем скрыть это от прессы?

— Честно говоря, вряд ли. Завтра у газетчиков будет урожайный день. «Любовное гнездышко миллиардера». И тому подобное. И боюсь, это только начало. Кто-нибудь додумается спросить, можно ли было спасти Артура, если бы девушка сразу позвонила в «скорую».