— Аврора! — воскликнула Люси, вскочив и разбросав по ковру всю свою работу. — Аврора! Не может быть! Тольбот, она воротилась в Йоркшир только несколько дней тому назад.
— Верно, мистер и мистрисс Меллиш оба внизу? — спросил Бёльстрод слугу.
— Никак нет, сэр; мистрисс Меллиш приехала одна на извозчике, кажется, со станции. Мистрисс Меллиш в библиотеке; я просил ее наверх, но она желает видеть вас одних.
— Сейчас приду, — сказал Тольбот; — скажи мистрисс Меллиш, что я сейчас буду к ней.
Дверь затворилась за слугою, и Люси побежала, желая с нетерпением видеться с кузиной.
— Бедная Аврора! — сказала она: — должно быть, случилось что-нибудь неприятное. Дядюшка Арчибальд верно, занемог; он казался нездоров, когда мы уезжали из Фельдена. Я пойду к ней, Тольбот, я думаю, ей будет приятнее прежде увидеться со мной.
— Нет, Люси, нет, — отвечал Бёльстрод, став между дверью и женой. — Я желаю, чтобы ты не видалась с твоей кузиной прежде меня. Может быть, будет лучше, если я первый увижусь с нею.
Лицо его было очень серьезно, а обращение почти сурово, когда он говорил это. Люси вздрогнула, как будто он оскорбил ее. Она поняла его весьма неопределенно — это правда, но поняла, что он подозревает в чем-то ее кузину, и в первый раз в жизни мистер Бёльстрод приметил гнев в голубых глазах жены.
— Зачем ты не допускаешь меня видеть Аврору? — спросила Люси. — Она добрейшая и милейшая женщина на свете. Зачем мне нельзя видеться с нею?
Тольбот Бёльстрод с изумлением взглянул на свою мятежную жену.
— Будь благоразумна, милая Люси, — отвечал он очень кротко. — Я надеюсь, что всегда буду в состоянии уважать твою кузину столько же, сколько уважаю тебя. Но если мистрисс Меллиш оставляет мужа в Йоркшире и приезжает в Лондон без его позволения — потому что он никогда не позволил бы ей приехать одной — она должна объяснить мне, почему она это делает, прежде чем я позволю моей жене принять ее.
Прекрасная головка бедной Люси опустилась от этого упрека.
Она вспомнила свой последний разговор с кузиной, тот разговор, в котором Аврора говорила о каких-то отдаленных неприятностях, которые могут заставить ее искать убежища и утешения в Гофмундской улице. Неужели наступил день неприятностей?
— Разве Аврора поступила дурно, приехав одна, милый Тольбот? — кротко спросила Люси.
— Дурно ли? — свирепо повторил Бёльстрод. — Было ли бы дурно с твоей стороны ускакать отсюда в Корнваллис, дитя?
Он был раздражен одною мыслью о подобном оскорблении и смотрел на Люси, как будто подозревал в ней подобное намерение.
— Но Аврора может иметь какую-нибудь особенную причину, дружок? — заступилась жена.
— Я не могу вообразить никакой причины, достаточной для оправдания подобного поступка, — отвечал Тольбот. — Но я лучше буду судить об этом, когда услышу, что мистрисс Меллиш скажет мне.
— Да, Тольбот.
Она повиновалась с покорностью ребенка, но стояла около двери после того, как муж затворил ее. Ей так хотелось побежать к кузине и утешить ее, если она нуждалась в утешении. Она опасалась действия холодного и бесстрастного обращения своего мужа на впечатлительную натуру Авроры.
Бёльстрод пошел в библиотеку принять свою родственницу. Было бы странно если бы он не вспомнил того рождественского вечера, два года тому назад, когда он сходил в Фельдене с разбитой надеждою в сердце просить утешения у женщины, которую он любил. Было бы странно, если бы в тот краткий промежуток, когда он вышел из гостиной и вошел в библиотеку, мысли его не воротились к тому печальному дню. Если в этом пронзительном трепете боли, пронзившей его сердце при этом воспоминании была неверность Люси, то грех был так же короток, как и страдание, причинившее его. Он мог теперь сказать от искреннего сердца: я сделал благоразумный выбор и никогда в нем не раскаюсь.
Библиотека была небольшая комната позади столовой. Она была тускло освещена, потому что Аврора убавила свет лампы: она не хотела, чтобы Тольбот видел ее лицо.
— Любезная мистрисс Меллиш, — сказал Тольбот, — я так удивлен вашим посещением, что, право, не знаю, сказать ли мне, что я рад вас видеть. Я боюсь, не случилось ли что-нибудь, заставившее вас приехать одну. Джон болен, может быть, или…
Он мог сказать бы более, если бы Аврора не перебила его, бросившись пред ним на колени и глядя на него с бледным расстроенным лицом.
Невозможно описать ужас, изобразившийся на лице Тольбота Бёльстрода, когда Аврора сделала это. Это опять повторялась фельденская сцена. Он пришел к ней с надеждой, что она оправдается, а она безмолвно сознавалась в своем унижении.
Читать дальше