Мэри Брэддон - Аврора Флойд

— Моя бедная Аврора! Моя бедная Аврора!

Он говорил сострадательным тоном, которым он успокаивал бы ее, если бы она была ребенком. Он думал о ее ребяческом неведении, подверженном вкрадчивой предупредительности бессовестного спекулянта, и сердце его облилось кровью за сироту.

— Мой отец нашел письма, написанные этим человеком, и узнал, что его дочь обручилась с его конюхом. Он сделал это открытие в то время, когда я ездила верхом с Джэмсом Коньерсом — так звали конюха — и когда я воротилась домой, между отцом моим и мною произошла ужасная сцена. Я была так сумасбродна и зла, что защищала мое поведение и упрекала моего отца за нелиберальность его чувств. Я зашла далее: я напомнила ему, что дом Флойдов имел весьма смиренное происхождение. Он отвез меня в Париж на следующий день. Я воображала, что со мною обращаются самым жестоким образом. Я возмущалась против церемонного однообразия пансиона; я ненавидела уроки, которые были в десять раз труднее тех, которые задавала мне моя гувернантка; я ужасно страдала от заточения, потому что я привыкла к полной свободе в Фельдене; а среди всего этого Коньерс преследовал меня письмами, он последовал за мною в Париж и тратил деньги, подкупая слуг в школе. Он играл в большую игру и играл так отчаянно, что выиграл. Я убежала из школы и обвенчалась с ним в Дувре чрез восемь или девять часов после моего побега из улицы Сен-Доминик.

Она закрыла лицо руками и молчала несколько времени.

— Да сжалится небо над моим несчастным неведением! — сказала она наконец. — Обманчивая мечта, заставившая меня выйти за этого человека, кончилась чрез неделю. В конце этого времени я узнала, что я была жертвою корыстолюбивого негодяя, который выбрал меня средством для того, чтобы выманить деньги у моего отца. Несколько времени я покорялась, а отец мой платил, и платил дорого за сумасбродство своей дочери, но он отказался принять человека, за которого я вышла, и видеть меня, пока я не расстанусь с этим человеком. Он предложил давать ему на содержание с условием, что он уедет в Австралию и оставит меня навсегда. Но этот человек хотел непременно примириться с моим отцом и думал, что намерения этого нежного отца уступят силе его любви. Почти через год после нашей свадьбы сделала я открытие, что я была оскорблена и обманута злодеем, который смеялся над моим слепым доверием к нему. Я научилась ненавидеть этого человека задолго до того, как это случилось. Я научилась презирать его дерзкие притязания, его низкие обманы; но не думаю, чтобы тем менее почувствовала я его гнусное вероломство. Мы путешествовали по югу Франции. Муж мой играл роль джентльмена на деньги моего отца, когда это открытие было сделано мною — или нет, не мною, а открыто мне женщиной, которая знала мою историю и жалела обо мне, через полчаса после этого я написала Джэмсу Коньерсу, что я узнала о том, что давало мне право обратиться к закону, чтобы освободиться от него, и если не делаю этого, то для моего отца, а не для него. Я говорила ему, что пока он оставит меня в покое и сохранит мою тайну, я буду посылать к нему денег время от времени, что я оставлю его в том обществе, которое он сам себе выбрал, и что молю Бога дозволить мне совсем забыть о нем. Я оставила это письмо у привратника и вышла из гостиницы таким образом, чтобы он не мог найти моих следов. Я остановилась в Париже на несколько дней и ждала ответа на мое письмо, которое я написала к моему отцу, говоря ему, что Джэмс Коньерс умер. Может быть, это был самый дурной грех моей жизни, Тольбот. Я обманула моего отца, но я думала, что я поступала благоразумно и сострадательно, успокаивая его. Он никогда не был бы счастлив, пока думал, что этот человек жив. Вы теперь понимаете все, Тольбот, — прибавила Аврора грустно. — Помните утро в Брайтоне?

— Да-да, и газета с параграфом, в котором описывалась смерть жокея?

— Это описание было ложно, Тольбот Бёльстрод, — вскричала Аврора. — Джэмс Коньерс не был убит.

Тольбот вдруг побледнел. Он начал понимать, какие неприятности привели Аврору к нему.

— Как, неужели он еще жив? — спросил он с беспокойством.

— Да, он был жив до вчерашней ночи.

— Но где… где же он был все это время?

— Последние десять дней в Меллишском Парке.

Она рассказала ему страшную историю убийства. О смерти берейтора еще не было в лондонских газетах. Она рассказала ему ужасную историю, а потом, подняв на него глаза с серьезным умоляющим видом, как будто Тольбот точно был ее братом, упрашивала его помочь ей и посоветовать в этот ужасный час.