Маркиз стал полной развалиной и принимал гостей, джентльменов в своих апартаментах. Кларисса же кокетничала с молодым красивым художником. Певерил находил ее безобразной, но трогательной. Она постоянно старалась склонить его покинуть Сен-Шевиота и обосноваться в одной из комнат ее огромного особняка, все время заговаривала с ним, непрерывно угощала конфетами, которых он, кстати, не любил, и пыталась подпоить. Певерилу все это изрядно надоело, однако маркиза прекрасно платала за работу. Он уже не надеялся когда-нибудь обрести независимость, о которой так долго мечтал.
Кларисса также засыпала его бесконечными вопросами относительно леди Сен-Шевиот. Она неустанно выслушивала рассказы Певерила о молодой жене барона. Он красноречиво описывал красоту леди Сен-Шевиот, но весьма осторожно касался ее личной жизни. А Кларисса упрямо старалась побольше разузнать об истинном положении вещей в Кадлингтоне. Она даже пыталась рассказывать шепотом всякие несуразные истории о Елене Роддни и ее таинственной жизни до того, как она стала госпожой маркизой де Шартелье. Однако Марш вежливо, но твердо пресекал такие разговоры.
Вскоре после родов Флер особняк Растинторпов посетил некий мистер Гроувз. Он долго беседовал с маркизой наедине. После его визита маркиза проковыляла в комнату, где Марш наносил последние штрихи на портрет маленькой Виктории Растинторп.
— О Господи, теперь быть беде! — глупо хихикала маркиза.
— Что случилось? С кем беда, миледи? — почти безразлично осведомился Певерил.
— С Сен-Шевиотами, — ответствовала старуха.
Выражение лица Марша мгновенно изменилось.
— Что случилось, миледи?
Кларисса поудобнее уселась рядом с юношей и разразилась потоком слов. Она ни секунды не молчала. Теперь она не старалась скрыть то, что ей следовало бы попридержать при себе, и буквально выплеснула все на изумленного молодого человека. А именно — ту же самую историю, что она поведала мистеру Гроувзу.
Так Певерил во всех подробностях узнал о скандале вокруг маркизы де Шартелье. И теперь наконец он понял сущность трагедии, несколько недель назад происшедшей в замке Кадлингтон.
— Говорят, леди Сен-Шевиот еще перед родами повредилась в рассудке, — щебетала Кларисса.
— Повредилась в рассудке! — в ужасе повторил Певерил.
— Так мне сказали, — кивнула маркиза, обмахиваясь веером. — Бедное создание! Судя по вашим словам, она столь же необычайно красива, как и ее мать.
Певерил стоял остолбенев.
— Смилуйся, Господь, над моей милой леди Сен-Шевиот, — только и мог прошептать он с ужасом.
Кларисса обмахнула его кружевным платочком, от которого распространился сильный аромат духов.
— О, фи! — воскликнула она. — Не говорите мне, что у вас возникли некие порочные фантазии относительно леди Сен-Шевиот. Это было бы нехорошо с вашей стороны. Бедняжка сошла с ума, и мне сказали, что Сен-Шевиот покинул замок и уехал на Континент. Ведь всем известно, что у него в Монте-Карло любовница.
Певерил не произносил ни слова. Он не мог думать ни о чем, кроме Флер. Он был до глубины души потрясен мыслью об ее ужасных страданиях. Сошла с ума? Возможно, и так. Но возможно так же, что это одна из очередных выдумок маркизы. У нее ведь часто разыгрывается воображение.
Он едва мог вынести присутствие этой надушенной старой кокетки. И впервые в жизни осознал необходимость скрыть свои чувства. Ему надо срочно отправиться на помощь Флер, но без денег у него связаны руки. Правда, сохранились кое-какие сбережения, однако он нуждался в гораздо больших средствах. Он отложил кисти и с низким поклоном обратился к маркизе.
— Я всегда к вашим услугам, миледи, — решительно проговорил он. — Но умоляю вас извинить меня. У меня безотлагательное дело, которое мне необходимо уладить. Рассказанное вами привело меня к мысли, что для меня было бы лучше покинуть Кадлингтон. Поэтому я отправляюсь туда и соберу свои вещи.
— И вернетесь сюда, в Растинторп? — радостно спросила глупая старуха, пристально глядя на художника близорукими глазками.
— Я обдумаю ваше предложение, миледи.
— Вам нужны деньги? Я дам вам их.
Певерил покраснел.
— Мне бы хотелось получить только то, что полагается за мою работу.
— Да, да, конечно, за портрет малышки Виктории! Вы получите за него двадцать гиней. Подождите… я заплачу вам прямо сейчас… но только при условии, что вы пообещаете мне вернуться.
Певерил прикусил губу. Двадцать гиней для него были целым небольшим состоянием и очень много сделали бы для него. Ведь он должен быть во всеоружии и в состоянии предложить себя и свою помощь леди Сен-Шевиот, когда бы она ей ни понадобилась.
Читать дальше