Что ж, не годится перепрыгивать через забор, еще не подойдя к нему, решил Певерил и протянул Доминику руку, которую тот с чувством пожал.
— Рад приветствовать вас в качестве пасынка, — произнес художник с обаятельной улыбкой. — Теперь мне придется просить вашего разрешения повнимательней рассмотреть вас, чтобы я мог написать ваш портрет, прежде чем совершенно перестану видеть. Случайно одним из моих лучших портретов в полный рост оказался портрет вашего отца. Я хорошо помню черных Сен-Шевиотов. У вас волосы и брови ваших предков. К сожалению, тот портрет сгорел вместе с другими ценностями замка.
Доминик улыбнулся и пригладил свои седеющие волосы.
— Благодарю вас, сэр, за ваше теплое гостеприимство и за все, что вы когда-то сделали для моей матери.
— Она беспредельно счастлива благодаря чудесному возвращению сына, — улыбнулся Певерил.
С этой минуты и впредь мужчины стали самыми лучшими друзьями. Когда Шарлотта входила с Флер в гостиную, ее сердце переполнялось радостью за подругу. Эта ночь завершилась праздничным обедом. Мать с сыном сияли, обретя друг друга, и, не переставая, разговаривали. Певерил приказал подать самого лучшего вина. Произносились торжественные тосты и речи. А со стен красивой, обитой деревянными панелями комнаты им улыбались портреты сэра Гарри Роддни в охотничьем костюмчике, когда он был еще мальчишкой, и любимой матери Флер во всей ее блистательной юной красоте. Теперь, глядя на лицо Елены Роддни, Шарлотта заметила огромное сходство Прекрасной Елены с ее внуком.
Много говорили о Кадлингтоне, старинном титуле и огромном состоянии. Говорили о том, что Доминику надо немедленно посетить адвокатов матери, подтвердить свои права, чтобы придать открывшимся обстоятельствам законную силу.
Когда Шарлотта слушала все это, она думала, как все восхитительно, как прекрасно, и они постоянно обменивались с Домиником многозначительными взглядами. Но, увы, мрачная тень непредсказуемого будущего все время падала на ее веселое настроение. Неужели ей не суждено, думала она, обрести душевный покой и освобождение от мук?
В этот незабываемый день никто не смог бы ответить на ее горький вопрос.
Темные, мрачные тучи нависли над Клуни.
В огромной кухне, за длинным, вычищенным до блеска столом, который был гордостью поварихи миссис Снук, она мрачно обсуждала со своей подругой миссис Макдугал все происшедшее в замке. Остальные слуги были заняты тяжелой работой, ибо хозяина ожидали сегодня вечером к ужину.
Зажаривали жирную утку. В буфетной, примыкающей к кухне, уже приготовили овощи. Вольпо, обычно приезжающий в замок незадолго до хозяина, только что спустился вниз распорядиться, чтобы ужин приготовили отменный, и сообщил, что его светлость пребывает в сквернейшем расположении духа и поэтому надо особенно постараться. Завтра он собирается устроить веселую вечеринку, но сегодня ночью будет один.
— Ему нездоровится, и он собирается лечь пораньше, — сообщил Вольпо, лукаво подмигивая миссис Снук.
Повариха сидела, сложив руки на груди, и ворчала.
— Нездоровится! — передразнила она португальца. — Гм! Это значит, что он изрядно перебрал, — проговорила она, поджав губы.
— Да, ужасные времена наступили для его светлости, — согласилась с ней домоправительница.
Они считали изгнание Шарлотты из Клуни омерзительным. Все слуги жалели ее светлость. Ведь все, кто служил ей, не видели от нее ничего, кроме доброго и участливого отношения. А его светлость крайне редко проявлял доброту, а если и демонстрировал, то, как правило, по отношению к молоденьким служанкам. Неоднократно он набрасывался на миссис Снук с безобразной бранью, если ему чем-то не нравилась еда.
Вольпо сообщил им, что ее светлость оказалась распутницей, сбежала с неким светским джентльменом-политиком и больше никогда не вернется в Клуни.
Однако две главные представительницы служебного персонала замка не верили в вероятность этого. Тогда португалец заверил обеих, что он все видел и слышал и может предоставить его светлости доказательства. Но ни миссис Снук, ни миссис Макдугал не обрадовались этому известию. Обе были благочестивыми, набожными женщинами, не одобряющими неверности, но ее светлость в их глазах была непорочным ангелом. И она не могла быть виновной. Женщины стояли на своем и собирались последовать за Гертрудой — бедняжкой Гертрудой, которую уже уволили.
Читать дальше