Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая

Она в ужасе откинулась на подушки.

— Как вы можете говорить такие вещи?

— Сначала, — шепотом проговорил он, широко улыбаясь, — я намереваюсь уничтожить эту картинку с очаровательными лилейно-белыми ручками, которую мистер Марш надеялся оставить потомкам. Ваш портрет уже разорван на куски. С каким наслаждением миссис Динглефут швырнула его клочья в огонь! Портрет нынешней леди Сен-Шевиот не будет висеть в галерее замка среди портретов знатных дам, которые заслужили свои титулы. А ваш портрет должен быть забыт… стерт напрочь из памяти, как и вы сами!

Эти слова потрясли Флер, однако она не пошевельнулась и даже не вскрикнула. Она была парализована страхом. С широко открытыми глазами Флер наблюдала, как он в остервенении рвет на мелкие части работу Певерила. Специфический звук рвущегося полотна ударял ее по нервам. Она вся дрожала. Лицо ее стало мраморно-белым. И невольно с уст сорвался крик, полный боли и отчаяния:

— Вы сошли с ума… вы уничтожили шедевр!

— Черт с ним! — процедил он сквозь зубы. — А теперь поговорим о вашей свадебной опочивальне, моя прелестная супруга. Певерил потратил свой гений и мои деньги на создание этого гнездышка для вас. И он совершил огромную ошибку.

— Что же я такого сделала?! — вскричала Флер. — Неужели родить мертвого, ребенка — это преступление?

Сен-Шевиот схватил ее за нежные руки и выволок из кровати. Он поставил ее напротив себя и с высоты своего огромного роста вперился в нее ненавидящим взглядом.

— Что он умер, это только к лучшему! — свирепо произнес он.

— И вы… его отец… говорите такое?! — выдохнула она.

— Его отец… да, и тот, кто желал растить вместе с вами прекрасных сыновей. Вы, вы, целомудренная мисс Роддни… невинная девушка, такая скромная и хрупкая, что едва могли выносить ласки возлюбленного. Ах, какие мы нежные! Да мне смешно это! Слышите? Смешно!

Тут она всерьез решила, что он повредился рассудком. И она рухнула бы на кровать без сил, но его стальные пальцы удерживали ее, а потом он начал яростно трясти ее, как куклу, пока у нее не застучали зубы.

— Кожа ребенка оказалась черной! — злобно прошипел он. — Черной , вы слышите, дорогая?! Он был негр. Мой ребенок… да, вне всякого сомнения, я — отец этого гнусного отродья. Я не обвиняю вас в неверности. Этот ребенок был зачат в Бастилии. И он ваш… и мой.

— Что вы такое говорите?! — с трудом произнесла Флер. — О, до чего это чудовищно и гадко! Это не может быть правдой!

Он снова неистово затряс ее.

— Когда вы выходили за меня замуж, вы знали, какая кровь течет в ваших венах. Вы знали об этом позорном пятне, которое в равной степени могло перейти на вашего отпрыска!

Она смотрела на него глазами, полными ужаса, и Сен-Шевиот, несмотря на беспредельную ярость, владевшую им, перестал говорить о вопросах наследственности. Он осознал, что она не понимает ни одного его слова. Однако ее незнание не уменьшало его гнева. Он швырнул Флер на кровать.

— Итак, если вы ничего не знали, то я проклинаю память вашей матери. Вашей матери-квартеронки, дорогая моя. Вы слышите? Гордая красавица маркиза де Шартелье, а потом леди Роддни была квартеронкой. Через нее и передалась эта гнусность, и я поступил как последний болван, дав вам мое имя.

Флер пока еще не могла постичь всего значения услышанного. Она по-прежнему считала, что барон сошел с ума. Он начал метаться по комнате, словно дикое животное, ищущее, на кого бы обрушиться. Он обрывал изящные кружева на ее постели и скатерти, украшающей столик, сдирал атласные обои, швырял на пол вазочки и хрупкие женские безделушки, делавшие ее гнездышко столь очаровательным. Он сорвал с окон изысканные белоснежные занавеси, бросил их на пол и топтал своими огромными сапогами для верховой езды.

— Завтра все это отправится в камин! — кричал он в ярости.

Он топтал ее гребешки из слоновой кости и прочие предметы туалета. Затем стал открывать ее шкатулки с драгоценностями и рассовывать их по своим карманам.

— Этих фамильных драгоценностей, принадлежащих моему роду, вы никогда не наденете снова, — приговаривал он, брызгая слюною от злобы.

Потом сняв со стены картину Рафаэля, он несколько мгновений рассматривал ее, затем презрительно усмехнулся.

— Эту надо сохранить из-за ее ценности. Но она больше не будет висеть в этой проклятой комнате! Между вами и Мадонной нет ничего общего, к тому же, как мне сказали, вы больше не можете родить ребенка. Да и не дай Бог, а то произведете на свет еще одного черномазого ублюдка — отвратительное свидетельство истории вашей милейшей мамочки! Теперь я понимаю предсказание горбуньи. «Берегитесь черного Сен-Шевиота». О Боже, до чего убедительно она говорила тогда… и до чего потусторонне! Да, мы Черные Бароны, но черный цвет кожи вашего сына явился из самого ада и смертельно ранил мою душу!