Фрэнсис Шервуд - Ночь печали

— Но я не умею обращаться со щитом, копьем, пикой, мушкетом, пушкой, алебардой, пращой, катапультой и арбалетом, команданте.

— Ну вот, вы уже знаете названия оружия.

Агильяр вздохнул. Не променял ли он одного хозяина, чьи цели были жестокими, но понятными, на другого, чьи цели являлись столь же жестокими, но более сложными?

— И еще кое-что, команданте. — Агильяр упомянул об этом вскользь, как будто вспомнив случайно, хотя и знал, сколь важна эта информация.

— Валяйте, дружище, черт побери!

— Ацтеки, народ мешика в Теночтитлане или, по крайней мере, их император… Это может показаться странным, но я слышал, что они верят, будто вы — Кетцалькоатль.

— Кеста… что?

— Кетцалькоатль — это бог ветра, мира и творения. По легенде, он воплотился в человеческом облике, был жрецом и поэтом, царем Тулы. Другие боги завидовали ему, так как он сделал людям много добра. Кетцалькоатля обманули, и ему пришлось оставить свой город Тулу. Говорят, что Тула пала под натиском других тольтеков. Как бы то ни было, покрыв себя позором, Кетцалькоатль отправился на восток и у Большой Воды, Восточного моря, воспламенил себя и превратился в звезду Венеру. Кетцалькоатль, Пернатый Змей: «кетцаль» — это птица с зелеными перьями, а «коатль» — это змея. Он был бледнолицым и бородатым. Предсказание гласит, что он вновь займет трон Мешико в год Одного Тростника. Сейчас год Одного Тростника.

— Они думают, что я бог?

— Я слышал, что император Моктецума считает, будто вы избранный.

— Вы оказали мне большую услугу, рассказав это, Агильяр.

«Избранный, — осмелился подумать Кортес. — Я избранный. Я восстал из праха, но взойду на трон, взойду». Кортес принялся расхаживать по комнате, но, вспомнив о присутствии Агильяра, остановился, хлопнув в ладоши.

— Так значит, они считают меня избранным…

Канули в прошлое дни бесконечных забот на Кубе и Гаити, скучные утра на энкомьенде, утомительные ночи вежливых разговоров с женщиной, которая называла себя его женой. Погрузившись в глубины памяти, Кортес видел себя юношей в своем родном городе Медельине, что в Экстремадуре, когда он проводил долгие вечера, валяясь на кровати и читая рыцарские романы, мечтая о том, как повторит все эти подвиги. А до того он жил во чреве матери, плавая во тьме. Имел ли он выбор? Ему следовало смириться со своей судьбой на этом континенте. Ему исполнилось тридцать три года.

— Вы читали книги об Амадисе Галльском, команданте?

— Конечно же, Агильяр.

Кортес давно был взрослым мужчиной, но его по-прежнему приводили в восторг романы. Он обожал истории о волшебных островах, мечтал о сказочных сокровищах и таинственных пещерах. Живя на Кубе и Гаити, он мчался в доки всякий раз, когда из Испании приходил корабль с новыми книгами. Он проглатывал их, как пищу. Кортес создавал в воображении королевства, мощенные драгоценностями, и думал, что нет ничего лучше, чем стать славным рыцарем и завоевать сердце принцессы.

— Если и есть что-то в мире, напоминающее сии предания, команданте, так это золотая столица мешика — Теночтитлан.

Пока Агильяр и Кортес сидели в каюте, обсуждая планы на будущее, особенности этой страны и то, кто был богом, а кто не был, любопытный Пуэртокарреро, как и опасался Кортес, устроился у окна и подслушал рассказ Агильяра о традициях массовых убийств у ацтеков. Он тут же поделился новыми сведениями с Берналем Диасом, сидевшим на палубе и опорожнявшим кишечник, избавляясь от непереваренных лепешек из маниоки.

— Ритуальные жертвоприношения и каннибализм, — шепнул Берналь Диас Исла.

Исла знал, что никто в здравом уме не захочет есть жилистое мясо Берналя Диаса, если будет возможность этого избежать. Берналь Диас поинтересовался у офицеров, игравших в кости на палубе, кого бы они предпочли съесть, мужчину или женщину, если бы оказались в спасательной шлюпке в открытом море и без запасов пищи. Можно отрубить себе руку или ногу и съесть ее, сообщил им Исла, хотя, честно говоря, он бы сначала проглотил ближнего своего, а потом уже принялся пожирать себя. Альварадо спросил у Ботелло, съел бы тот его или нет, если бы возникла такая необходимость. «Конечно», — ответил Ботелло. Тогда Альварадо спросил у Куинтаваля, не приходилось ли тому когда-либо кусать женщину в порыве страсти. «Я бы скорее умер от голода, чем съел кого-нибудь», — заявил Франсиско. Все сомневались в этом, так как Франсиско голодная смерть угрожала в последнюю очередь, и все знали, что он постоянно бегает на камбуз, хватает там что придется и пихает себе в рот.