Легенда о прекрасной Отикубо

— Как ты плохо одета! Жаль мне тебя, ты совсем заброшена, но сначала ведь надо позаботиться о законных дочерях. Если подвернется тебе случай устроить свою жизнь, пожалуйста, без церемоний поступай сама как знаешь. Бедняжка, не сладко тебе живется!

Отикубо от смущения не могла выговорить ни слова…

Под впечатлением этой встречи тюнагон сказал своей жене:

— Сейчас я заглянул к Отикубо. На ней только одно убогое тонкое платье из некрашеной ткани. Нет ли у наших дочерей какого-нибудь лишнего старого платья? Нынче ночи такие холодные…

— Ах, я ей все время дарила наряды. И куда только она их подевала? Совсем не умеет беречь!

— Беда с ней! Отикубо рано лишилась материнских забот и к тому же, видно, неряшлива по натуре, — с досадой воскликнул тюнагон.

Госпожа Китаноката велела падчерице сшить парадные хакама [10] Хакама — штаны разных фасонов, предмет мужской и женской одежды. В эпоху Хэйан имели вид широких шаровар или складчатых штанов, напоминающих юбку. для младшего зятя.

— Уж постарайся, сшей как можно лучше. За труды я подарю тебе хорошее платье.

Восторгу девушки не было границ. Она сшила хакама быстро и так красиво, что мачеха осталась довольна и подарила ей со своего плеча старое шелковое платье на вате, украшенное ткаными узорами.

Стояла осенняя пора, когда ледяной ветер пронизывает до костей, и не знаешь, как укрыться от холода. Отикубо так зябла, что обрадовалась и этому жалкому подарку. Видно, бедственная жизнь уже надломила ее гордый дух.

У младшего зятя — куродо — был горячий нрав. Он громко возмущался всем дурным, но зато и до небес превозносил все хорошее. Вот и теперь тоже он не поскупился на похвалу:

— Превосходная вещь! Отлично сшита!

Прислужницы пересказали его слова мачехе.

— Потише, не так громко! — прикрикнула она на них. — Еще, чего доброго, Отикубо вас услышит. Она и без того зазнается. Таких надо держать построже. Счастье для нее, что ей приходится услуживать другим, а то она возомнила бы о себе неизвестно что.

Женщины тихонько шептались между собой:

— Как только госпоже не совестно так безжалостно говорить о такой милой и скромной девушке!

А между тем Митиёри, решившись не отступать от своего, послал Отикубо второе любовное письмо, привязав его к пучку полевого мисканта.

Ответа не было.

В один из дней, когда лил осенний дождь, он снова послал ей письмо:

«Я слышал, что у вас нежная душа, а между тем вы не знаете сострадания.

И опять никакого ответа.

Но Митиёри, упорствуя, написал снова:

Так он писал ей почти каждый день, а Отикубо все не отвечала. Наконец Митиёри сказал меченосцу:

— Девушка эта, видно, очень застенчива. Она никогда еще не получала любовных писем и, наверно, даже не знает, как отвечать на них. Но я слышал от тебя, что у нее доброе сердце, открытое для сострадания, так почему же она не пошлет мне хоть самый краткий ответ?

— Вот уж не знаю почему. Может, боится. Мачеха у нее — сущая ведьма. Молодая барышня живет в вечном страхе, только и думает, как бы не прогневать Госпожу из северных покоев каким-нибудь пустяком. Того и гляди, из дому выгонит.

— Я же тебе все время говорю, введи меня без дальних слов в покои к девушке, — настойчиво потребовал Митиёри, и тот не посмел ослушаться. Оставалось только найти удобный случай.

Десять дней не было вестей от влюбленного. Наконец он написал:

Я пытался усмирить свою любовь, но напрасно! Не в силах дальше так страдать, я снова пишу вам, хотя и сам понимаю, что нарушаю этим светские приличия…»

Меченосец сказал Акоги:

— На этот раз непременно нужно дать ответ. Уж ты как-нибудь уговори свою барышню, а то молодой господин бранит меня за недостаток усердия…

— Госпожа моя сказала, что не умеет писать любовные письма, — отговаривалась Акоги. — Ты бы видел, как она смутилась.