Легенда о прекрасной Отикубо

Во время всей этой длинной речи Отикубо не проронила ни единого слова. Вдруг постучала служанка и позвала Сёнагон:

— У меня есть к вам спешное дело. — Сёнагон вышла к ней. — К вам пожаловал гость, хочет с вами увидеться. Говорит, что ему нужно с вами побеседовать.

Сёнагон ответила:

— Обожди минутку. Я сейчас приду. — И она вернулась в комнату Отикубо.

— Право, я хотела помочь вам, но ко мне неожиданно пришел один человек по срочному делу… Мы после продолжим наш разговор. Такая важная беседа не терпит спешки. Пожалуйста, не говорите госпоже, что я ушла раньше времени. Она рассердится и разбранит меня. Так я приду к вам опять при первом удобном случае.

Как только Сёнагон ушла, Митиёри отбросил прочь занавес.

— О, эта особа умеет красиво говорить, поневоле заслушаешься! Признаюсь также, что она очень хороша собою, но когда она заявила, что этот «господин Катано» — небывалый красавец, так мне даже глядеть на нее стало противно. А вы затруднялись в ответе, все время с тревогой поглядывая в мою сторону. Не будь меня здесь, вы бы, наверно, послали нежный ответ этому красавчику. Очень сожалею, что помешал. Если от него придет любовное письмо, всему конец! Он обладает какими-то особыми чарами. Стоит ему написать какой-нибудь женщине хоть строчку любовного признания, как готово! — бьет каждый раз в цель без промаха. Он потерял счет любовным связям с женами самых высокопоставленных особ и даже, говорят, самого микадо. Видно, по этой причине он вот уже сколько времени никак не получает повышения по службе. Но если вас одну из всего этого великого множества женщин он собирается сделать своим драгоценным сокровищем, то, верно, вы удостоились его особой любви, — говорил Митиёри с досадой.

Отикубо, изумленная его внезапным гневом, не раскрывала рта.

— Ах, вы не изволите отвечать! Я насмехаюсь над тем, что вас интересует! Все столичные красавицы, от первой до последней, превозносят до небес этого «господина Катано». Можно ему позавидовать!

— Но я, наверно, не принадлежу к их числу, — еле слышно сказала Отикубо.

— Он происходит из могущественного рода. Вы займете в обществе положение наравне со второй женой микадо…

Отикубо, не понимая хорошенько, о чем он говорит, продолжала молча шить. Как прекрасны были ее руки снежной белизны, мелькавшие над работой!

Думая, что Сёнагон помогает ее госпоже, Акоги ушла на некоторое время к себе в комнатку, чтобы побыть со своим мужем, которому нездоровилось. Отикубо кончила шить ситагасанэ и собралась подрубить края верхней шелковой одежды.

— Разбужу Акоги, — сказала она. — Надо, чтобы кто-нибудь держал шитье.

— Я сам натяну край, — вызвался Митиёри.

— Как можно! Вам не подобает заниматься женской работой.

Но Митиёри, не слушая ее, вышел из-за полога, сел напротив и стал держать край одежды, подшучивая:

— Непременно буду вам помогать. Я в этом деле великий мастер.

Видно было, что он понятия не имел о том, как шьют женщины, и потому чересчур усердствовал. Отикубо, смеясь, стала закладывать рубец.

— Правда ли, что сестру мою Синокими хотят сосватать за вас? — спросила она.

— Думайте что хотите. Когда вы станете драгоценным сокровищем этого «господина Катано», я женюсь на Синокими, — засмеялся Митиёри. Через некоторое время он стал уговаривать Отикубо: — Уж поздняя ночь. Ложитесь отдохнуть.

— Я скоро кончу. Вы ложитесь спать сами, не дожидаясь меня. Мне еще осталось вот тут дошить немного… Еще чуточку.

— Мне жалко, что только вы одна в доме не будете спать, — ответил Митиёри и остался с нею.

А между тем Госпожа из северных покоев, опасаясь, что Отикубо, чего доброго, легла спать, тайком подкралась в ночной тишине к дверям ее каморки и прильнула к щелке, через которую она обычно наблюдала за падчерицей.

Но что это! Сёнагон нигде не видно. Занавес отодвинут в сторону, и мачеха смогла заглянуть в глубь комнаты. Отикубо, сидевшая к ней спиной, торопливо подрубала кусок шелка. А какой-то незнакомый юноша заботливо натягивал край ткани, сидя перед Отикубо.

Слипавшиеся от сна глаза мачехи вдруг широко раскрылись. Она стала жадно вглядываться. На плечи юноши была небрежно накинута красивая одежда из белого шелка, под ней виднелась другая — из дорогого, отливающего ярким глянцем алого шелка. А из-под них, наподобие женского шлейфа, выбивались одежды цвета желтой горной розы…

Озаренное алым светом огня, лицо незнакомца казалось таким красивым, что трудно было отвести от него глаза. Оно привлекало какой-то особой прелестью.