Легенда о прекрасной Отикубо

— Да ты к ним еще и не притрагивалась! Я-то думала, что они уже готовы! Для тебя мои слова — звук пустой! Последнее время ты словно с ума сошла, только и знаешь, что вертишься перед зеркалом и белишься!

Сердце у Отикубо замерло. При мысли, что Митиёри все слышит, она чуть не лишилась сознания.

— Мне немного нездоровилось, и я отложила шитье на час-другой… Но скоро все будет готово!

И Отикубо торопливо взяла в руки работу.

— Смотрите-ка, пожалуйста, не подступись к ней, словно к норовистой лошади! Нет у меня другой швеи, а то разве я стала бы просить такую заносчивую гордячку. Если и это платье не будет скоро готово, то можешь убираться вон из моего дома.

В гневе она бросила шитье на руки Отикубо, но только встала, чтобы уйти, как вдруг заметила, что из-за полога высунулся край шелковой одежды Митиёри.

— Это еще что? Откуда это платье? — спросила Китаноката, остановившись на ходу.

Сообразив, что вот-вот все откроется, Акоги ответила:

— Это одни люди дали барышне шить.

— A-а, вот как! Выходит, она шьет для чужих в первую очередь, а свои, дескать, подождут! Для чего же, спрашивается, держать ее в доме! Ах, нынешние девицы не знают стыда!

И мачеха вышла, не переставая ворчать. Сзади вид у нее был самый нелепый. От частых родов волосы у нее вылезли. Жидкие прядки — числом не более десяти — висели, словно крысиные хвостики. А сама она была кругла, как мяч. Митиёри внимательно разглядывал ее сквозь щелку занавеса.

Отикубо, вся дрожа от волнения, принялась за шитье.

Митиёри потянул ее к себе за подол платья.

— Идите сюда ко мне!

Отикубо поневоле пришлось подчиниться.

— Что за противная женщина! Не шейте ничего. Надо еще больше ее разозлить, пусть совсем потеряет голову… А что за грубые слова она себе позволила! Неужели и раньше она так с вами разговаривала? Как же вы это терпели? — с негодованием спросил Митиёри.

— Увы, я — «цветок дикой груши», — печально ответила Отикубо словами из песни:

Настали сумерки. Опустили решетчатые створки окон, зажгли огонек в масляном светильнике. Как раз когда Отикубо собиралась взяться за шитье, чтобы поскорей от него отделаться, в дверь потихоньку заглянула сама Госпожа из северных покоев. Ей не терпелось узнать, как подвигается работа.

Видит, куски ткани разбросаны в беспорядке, как попало, огонь зажжен, а перед постелью — занавес. Что же это! Спит она мертвым сном, что ли? Мачеха вспыхнула от гнева и принялась вопить:

— Господин мой супруг, пожалуйте сюда! Эта Отикубо издевается надо мной, совсем от рук отбилась. Выбраните ее хорошенько! У нас в доме такая спешка, а она не выходит из-за полога, — и откуда только взялся такой! Я его раньше и в глаза не видела…

В ответ послышался голос тюнагона:

— Не кричи на весь двор. Иди сюда поближе!

Постепенно их голоса стали удаляться, так что последних слов нельзя было разобрать.

Митиёри первый раз услышал имя Отикубо.

— Что это за имя? Она, кажется, назвала вас Отикубо?

Смущенная Отикубо чуть слышно прошептала:

— Ах, не знаю…

— Как можно было дать своей дочери такое имя — Отикубо — Каморка… Бесспорно, оно годится только для девушки самого низкого звания. Не очень то красивое прозвище! А мачеха ваша не помнит себя от ярости! Могут случиться большие неприятности. — С этими словами Митиёри снова лег на постель.

Отикубо кончила шить хакама и взялась за ситагасанэ. Опасаясь, что она не кончит к сроку, мачеха подступила к тюнагону с неотвязными просьбами, чтобы он сам пошел и как следует отчитал девушку.

Не успел тюнагон открыть дверь, как сразу же, с порога, начал кричать на свою дочь:

— Это что еще, Отикубо, как ты ведешь себя? Ты не слушаешься хозяйки дома, валяешься целыми днями на постели… А ведь ты сирота, лишилась матери и, казалось бы, должна стараться заслужить к себе доброе отношение. Знаешь отлично, что работа спешная, так нет же, набрала шитья от чужих, а для своих ничего делать не желаешь. Что у тебя за сердце! — И добавил в заключение: — Если к утру все не будет готово, ты мне больше не дочь!

Отикубо не в силах была отвечать. Слезы брызнули градом у нее из глаз. Тюнагон повернулся и ушел.

Возлюбленный ее все слышал, от слова до слова! Может ли быть унижение хуже этого!

Митиёри знает теперь, что ей дали вместо имени презрительную кличку Отикубо. О, если б она могла умереть тут же на месте! Шитье выпало у нее из рук. Она повернулась спиной к огню, силясь скрыть слезы.