Мария Лебедева - Горький мед

До церкви было недалеко, минут пятнадцать ходу. Пошли только те, кто успел немного поспать, и те, кто совсем не ложился. Всего набралось человек десять-двенадцать. Остальные гости либо спали где придется: во всех комнатах, на террасе, на чердаке и даже в саду, либо были в состоянии, непригодном для восприятия духовного таинства.

Тетя Тамара с матерью Ольги, приехавшей на свадьбу племянницы, остались хлопотать по хозяйству и накрывать на стол, хотя им тоже очень хотелось пойти в церковь.

— Ничего, ничего, — успокаивал их дядя Паша, — вот Олюшка будет венчаться, тогда уж вы обязательно поприсутствуете.

— А с чего ты взял, дядя Паша, что я венчаться буду? Потому что это модно? Как раньше было модно цветы к Вечному огню?

Ольгу сегодня раздражало все: и чрезмерная жизнерадостность друзей Игоря и Ирины, и фальшивая благостность на лицах родственников, и волнение дяди Паши, и сами молодожены, как-то торжественно вышагивавшие под руку впереди всех.

«Устроили цирковое представление и радуются, — злилась она. — И почему, почему я вчера не уехала?»

Обряд длился неожиданно долго, около двух часов. В церкви было прохладно, но после почти бессонной ночи постепенно всех разморило. У Ольги перед глазами поплыли огоньки свечей, борода священника, лики святых… Она схватила дядю Пашу под руку и почти повисла на ней.

«Венчается раб Божий… рабе Божией…»

Она повернулась к дяде Паше и увидела, что глаза его полны слез. «Не приведи, Господи, обманывать тех, кто верит нам беззаветно». Кто это сказал? Почему именно эти слова пришли ей в голову? Почему именно сейчас?

Почти всю дорогу из церкви шли молча, оживились только при подходе к дому. Там их опять ждало застолье, и полусонные гости высыпали на крыльцо с поздравлениями. Всем предлагалось снова веселиться до вечера.

Одна только мысль о том, что ей придется задержаться здесь хотя бы на минуту, приводила Ольгу в ужас. Помятые физиономии родственников, хохочущие девицы, подвыпившие юноши, которые постоянно затевают азартные споры на политические и экономические темы…

«Боже мой, да это просто дурдом какой-то», — раздраженно подумала она. С террасы было видно, что дядя Паша возится у двери погреба, рядом с сараем. Наверное, пошел за очередными бутылками для гостей. Ольга быстро спустилась в сад и подошла к погребу.

— Дядя Паша! — взмолилась она. — Если ты меня любишь… позволь мне уехать сейчас же, но только, прошу тебя, без обид. Иначе… иначе я умру прямо здесь, в погребе.

Дядя Паша растерянно заморгал, но что-то во взгляде Ольги, в ее интонациях заставило его верно оценить состояние племянницы.

— Я вижу, Олюшка, тебе совсем худо. Что ж, поезжай, отдохни как следует. Матери и Иришке скажу: заболела, мол. Сумочку свою в сарае не забудь. — Он нежно поцеловал ее в голову. — Иди нижней тропкой, чтоб из дома тебя не видно было. Только смотри действительно не разболейся. Завтра позвоню.

Дома Ольга, чтобы хоть как-то справиться с раздражением, прибегла к давно испытанному ею средству — затеяла генеральную уборку. Включив проигрыватель, поставила пластинку своего любимого Баха. Она заметила, что благородный строй его музыки не только воздействует на душу, очищая ее от мелкой повседневной шелухи, но и все будничные дела и заботы возвышает почти до уровня космических.

Ольга понимала, что стремление навести порядок во внешнем пространстве (хотя бы в масштабах жилища) шло у нее от необходимости избавиться от хаоса в душе, в мыслях, в чувствах.

Когда этот хаос, этот разброд разрастался, оборачиваясь беспричинной тревогой, раздражением, готовый захлестнуть ее и уничтожить, она инстинктивно хваталась за домашние дела, стирку, уборку, затем принимала хвойную ванну и слушала Баха и Вивальди.

И затем чувствовала, как хаос невольно сдавал свои позиции, как гармония слабо начинала проступать из сверкавших оконных стекол, из матово блестевшего кафеля ванной и легко дышавшего паркета. Тогда Ольга, завернувшись в пушистый махровый халат, прихватив из кухни чашечку кофе, забиралась с ногами на диван и уже более или менее спокойно могла начать «уборку внутри», разобраться в своих мыслях, ощущениях, поступках.

Таким образом время от времени ею достигалось внутреннее равновесие, согласие с собой, вернее, своего рода сделка, ибо любви к себе она практически никогда не испытывала.

Закончив уборку, Ольга только прилегла на диван, пытаясь сосредоточиться, как раздался телефонный звонок, пронзительный, междугородный.