Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

И, взглянув Карне в лицо, он добавил:

— Не бойся. У тебя благородное происхождение. Твоя мать — царица, а твой отец — бог. Но слушай внимательно: завтра, прежде чем Индра заговорит, опереди его, скажи, что ты отдашь ему всё, кроме своих доспехов. Так ты не нарушишь свое обещание.

Карна стоял молча, взвешивая на одной чаше весов месть, а на другой — свое доброе имя. В конце концов, он сказал:

— Я трижды благословен, ибо ты, Владыка моего сердца, решил предупредить меня. Но, следуя твоему совету, я все же нарушу свой обет. Люди будут говорить, что, когда Карне грозила смерть, он не сдержал своего слова. И с этим я не могу смириться.

Когда Сурья понял, что Карна не изменит решения, он заговорил с сожалением и восхищением:

— Сделай хотя бы это: скажи Индре, что ты знаешь его план. В досаде, он предложит тебе дар. Попроси у него Шакти — оружие, которому не сможет противостоять даже его сын Арджуна. Тогда, может быть, у тебя всё ещё будет шанс утолить желание своего сердца.

Карна ничего не сказал. Возможно, ему было интересно, знал ли Сурья истинное желание его сердца. Так много сильных желаний теснилось в его душе, что он и сам не был в этом уверен.

На следующий день все было, как предсказал Сурья. А когда Карна срезал амулеты со своего тела, Индра сказал:

— Карна! Даже я не смог бы сделать то, что ты сделал. Я отдаю тебе свою Шакти — и еще один дар. Пока земля Бхарата плывет в океане, ты будешь известен как величайший из дарителей. И в этом твоя слава превзойдет славу Арджуны».

На этом песня заканчивалась. Но я представила себе больше: как Карна шел к дворцу, и кровь текла из ран, которые он сам себе причинил. Но на его лице играла победоносная улыбка, потому что бог дал ему дар, который мог отменить проклятие, наложенное на него царицей Пандавов много лет назад, заключавшееся в том, что потомки будут помнить лишь его постыдные поступки.

Я должна была кипеть от гнева. Но почему же я вдруг заулыбалась?

Воины собрались вокруг нас со своими армиями: Сатьяки и Дхриштакету, Джаятсена, братья Кекая, цари Пандьи и Махишмати, мой отец в сопровождении Сикханди и моих сыновей. В воздухе чувствовался запах расплавленного металла, потому что все кузнецы в стране были заняты тем, что ковали доспехи. Наши вооруженные силы насчитывали семь акшаухини, и пыль, которая поднималась, когда они маршировали, заслоняла солнце. Но наша численность не могла сравниться с численностью армии Дурьодханы.

Накануне я увидела еще один сон.

Женщина, закутанная в шаль, стояла у реки спиной ко мне. Предрассветный туман поднимался над спокойной поверхностью реки. Она пошевелилась, будто бы что-то услышала.

Я поняла, что в моем сне не было звуков: река текла беззвучно, и птицы не пели.

Потом я увидела мужчину. Даже до того, как я увидела его лицо, я знала, что это Карна. Как я это поняла? У него не было шрамов, которые я ожидала увидеть после того, как он срезал свой панцирь. Может, я его узнала по манере держаться, по походке? Или какие-то странные узы связывали нас даже в мире снов?

Женщина направилась к нему, все еще скрывая лицо. Мне было ясно, что она была немолода. Она царственно подняла руку. Могла ли это быть Гандхари? Но что она хотела сказать такого, чего нельзя сказать во дворце лучшему другу своего сына? Возможно, она хотела, чтобы Карна убедил ее сына заключить мир. Если так, то она напрасно тратила время.

Потом я увидела, как Карна отпрянул. Удивление и подозрение боролись в его душе, пока учтивость не победила, и он не поклонился. И даже до того, как она сбросила шаль, я поняла, что это Кунти пришла, чтобы тайно встретиться с человеком, который хвастался, что он заклятый враг Пандавов.

Кунти плакала. Все эти годы я не видела, чтобы она плакала. Когда она услышала об унижении, которое я потерпела от рук Дурьодханы, она сжала губы, пока они не побелели. Когда мы отправились в свою двенадцатилетнюю ссылку, ее глаза были влажными от непролитых слез. Но она всегда держала себя в руках — все та же царица, будто высеченная из камня, которая возвышалась надо мной на нашей первой встрече в трущобах Кампилии. Но сейчас слезы лились по ее щекам, и казалось, что она не пытается сдержать свои эмоции, что меня напугало. Она протянула руки к Карне, как близкому человеку, а потом, когда он отступил назад, упала на колени с мольбой.

Напрасно прилагала я усилия, чтобы прочитать по губам, что она говорила. Молила ли она его о том, чтобы он не сражался против ее сыновей? Вот до чего довели ее возраст и переживания! Могла ли она так низко пасть, унижая всех нас своей слабостью? Но то, что я увидела дальше, удивило меня еще больше. Я ожидала, что Карна прекратит эту встречу лаконичным отказом, но он говорил страстно, с гневными жестами. Что он мог сказать ей? Потом он утирал слезы с глаз. Карна! Даже во сне я была поражена этому. Он нежно поднял Кунти, прикасаясь к ее ногам, пока она гладила его волосы. Почему он склонился над ее руками, целуя их?