Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

У Парикшиты была интересная привычка — когда он встречал нового человека, он подходил к нему и внимательно смотрел в глаза. Однажды я спросила, зачем он это делает.

— Я хочу найти кое-кого, — застенчиво сказал он. — Я не знаю, кто это. Это самый прекрасный человек из всех, кого я видел — если это только был человек. Он был крошечным, величиной с твой большой палец. Его кожа была чудесного ярко-голубого цвета. Он встал между мной и огромной огненной вспышкой, улыбнулся — и огонь погас. Может быть, это был просто сон.

Я с изумлением посмотрела на него: этого ребенка коснулась неуловимая Тайна, которую я пыталась постичь всю жизнь. Крошечное создание, которое он описал, было очень похожим на Космическое существо, упомянутое в писаниях. Мог ли это быть Кришна, явившийся ему в этом образе, миниатюрное подобие того видения, которое посетило Арджуну в Курукшетре?

Субхадра говорила нам вновь и вновь, что Кришна спас жизнь Парикшиты, когда астра Ашватхамы появилась, чтобы его уничтожить. Субхадра была убеждена, что это случилось потому, что Кришна был богом. Я верила в первое, но не могла принять второе. Обладание особой силой не обязательно делает тебя богом. И все же какая-то часть меня хотела в это верить, потому что это могло бы принести покой моему беспокойному сердцу.

Я с нетерпением ожидала встречи Парикшиты и Кришны. Я верила в его ум и детскую ясность восприятия. Если он узнает в Кришне своего спасителя, мои сомнения развеятся окончательно. Но когда Парикшита увидел Кришну, он вел себя с ним так же, как со своими другими двоюродными дедами, даже более сдержанно, потому что не видел его очень долго. Он поклонился, произнес формальное приветствие, но вскоре преодолел свою застенчивость и сел к нему ближе, с удовольствием рассматривая подарки, привезенные ему из Дварки, и подробно расписывая выходки своей ручной обезьянки.

Но Парикшита радовал сердца не всем.

С течением времени слепой царь сделался затворником. Он редко покидал свои комнаты, где он беспокойно ходил, перебирая молитвенные четки, хотя лучше ему от этого не становилось. В другие дни он сидел возле окон, выходивших на Курукшетру, оставаясь там долгое время после того, как садилось солнце, и горничные приносили лампы, которых он не мог увидеть. Каждый раз, когда мы приходили к нему, он, казалось, все сильнее усыхал. Он часто вздыхал и произносил долгие обвинительные речи. Хотя он был вежлив с моими мужьями, он не мог простить им, что они живы, в то время как их сыновья превратились в пепел. Я чувствовала его возмущение, исходившее, словно черный маслянистый дым, из всех пор его тела. Должно быть, его возмущал и Парикшита, потому что через него продолжал процветать род Панду, а его собственный род уже угас. Панду, которому он всегда завидовал за то, что он получал все, что по праву должно бы было принадлежать ему: царство, красивейшие жены, слава и восхваления. Даже его смерть была волнующей и блистательной, не такой, как та жуткая пустота, которая каждый день все ближе подходила к Дхритараштре. Парикшита, вероятно, чувствовал это, потому что, хотя он любил Гандхари, он отказывался сопровождать нас в комнаты Дхритараштры. Если его заставляли, он все время стоял позади нас, упрямо молчал и сбегал при первой же возможности.

Только Юдхиштхира, проявляя удивительную наивность, был удивлен и огорчен, когда Дхритараштра объявил, что он устал жить во дворце, в котором слишком много воспоминаний, причиняющих ему боль. (Мне показалось, что он сделал один из своих обвиняющих жестов в сторону моих мужей.) Он уже на пороге смерти и хотел бы приготовиться к ней, живя отшельником в лесу. Юдхиштхира стал умолять его передумать, но Дхритараштра держался с непреклонностью праведника. Хотя, возможно, я пристрастна, и его сердце и вправду уже принадлежало другому миру.

Гандхари решила поступить так же. Когда она сказала, что будет сопровождать мужа, ее худое, аскетическое лицо под повязкой светилось уверенностью. Мне было жаль терять ее. Она прошла через горе к мудрости. Ее образ дал мне надежду на то, что когда-нибудь и я завершу это путешествие. Когда меня угнетали воспоминания о дорогих мне умерших, я приходила к ней в комнаты и сидела рядом с ней. Она клала мне на голову руку, и я почему-то успокаивалась.

Но главное потрясение ожидало нас в день отъезда: Кунти сообщила нам, что уходит вместе с Гандхари. Она прощалась с нами, и никакие мольбы не могли заставить ее передумать.