Автор неизвестен - Тайные страсти

Себастьян прекрасно понимал, что говорит совсем не то, что нужно; совсем не то, что собирался сказать, но эта самоуверенная улыбка Дельфины, так живо напомнившая ему Эстевеса, вывела его из себя и он не смог сдержаться.

— Вот, значит, ты как заговорил, — теперь она уже не улыбалась, а смотрела на него, как на врага. — Ну тогда и я хочу сказать тебе только две вещи… Ребенок, который у меня должен родиться — это не твой ребенок, и меня это радует, потому что я не хочу плодить неудачников и подлецов.

— Меня это тоже радует, — успел вставить Себастьян.

— Ах, вот так? — изумилась Дельфина. — Ну тогда я скажу тебе и вторую вещь. Ты думаешь, что, использовав меня для доказательства невиновности Марии Алехандры, сможешь вернуть ее любовь и уважение? Ты, ошибаешься, Себастьян…

В этот момент, он, глядя на нее, поразился сам себе — "неужели я когда-то мог переживать из-за этой женщины? Неужели я был ее любовником целых два года?"

— …Ты ошибаешься, — повторила Дельфина. — Она тебя презирает и именно она раскрыла мне все твои гнусные планы. Ты сам убил свою последнюю надежду, Себастьян Медина, и я очень рада, что помогла тебе проводить ее в последний путь! У тебя нет иного пути, кроме ненавистного одиночества, а потому я скажу тебе и третью вещь — так тебе и надо!

Себастьян не успел ни возразить, ни оправдаться, ни ответить, как Дельфина, взмахнув подолом модного платья, стремительно покинула комнату свиданий.

"Да и черт с тобой, — устало и как-то неуверенно подумал он. — Еще неизвестно кто из нас кому больше был нужен."

"Я хорошо сделала, что порвала с этим ничтожеством, — думала про себя Дельфина по дороге домой. — Его мужского достоинства хватает только на постель да на бутылку. Во всем остальном он ведет себя, как последняя тряпка. Тот же Хоакин даст ему сто очков вперед, а потому мне нечего о нем горевать. Какая же я, все-таки, была дура! Но, ничего, у меня еще хватит сил начать новую жизнь. "

Однако, начать новую жизнь ей так и не пришлось. Когда она приехала домой, Эстевес встретил ее почти на пороге.

— Где ты была?

— Я думаю, это тебя не касается, — холодно заметила она, делая попытку обойти мужа и подняться наверх.

— Где ты была?..

На этот раз в тоне его голоса послышался такой надрыв, что Дельфина сочла необходимым остановиться и повнимательнее взглянуть на мужа.

— Мне совсем не нравится то, как ты со мной разговариваешь, Самуэль… Зачем столько патетики, ведь ты же не на встрече с избирателями? Тем более, что я бы за тебя никогда не проголосовала… Что ты пытаешься мне доказать своими насупленными бровями и грозным видом? Учти, я давно уже тебя не боюсь…

— И совершенно напрасно, — заметил Эстевес, чувствуя, что в таком состоянии он готов убить кого угодно.

— А… ну тебя к черту, — небрежно махнула рукой Дельфина. — Теперь ты становишься просто смешон. Самодовольный и лысый коротышка… Пусти меня, я поднимусь к себе, сложу вещи и навсегда покину этот проклятый дом.

— Интересно знать, куда это ты собираешься, Дельфина? — прищурился Эстевес. Если бы она не была так раздосадована свиданием с Себастьяном, то непременно обратила бы внимание на издевательские интонации мужа. Однако, в данный момент, ей даже было лень с ним спорить.

— Я пойду к отцу своего ребенка, — сказала она, поднимаясь по лестнице и держась одной рукой за перила. — Этот человек сумел доказать мне, что пойдет намного дальше тебя.

— Мне кажется, что твои планы обречены на провал, — с нескрываемым удовольствием произнес Эстевес, и только теперь Дельфина всерьез насторожилась и застыла на месте.

— Что ты имеешь в виду?

— Твой любовник мертв и я прикончил его собственной рукой!

— Значит, именно благодаря твоим стараниям, Себастьян будет сегодня освобожден? — поинтересовался Мартин, когда они с Камило сидели возле камина в их любимом ресторане, и не спеша потягивали легкое сухое вино.

— К тому, что это произойдет именно сегодня я, действительно, приложил руку, — задумчиво ответил Касас. — Ну а вообще его освободят потому, что Верховный суд не нашел в его действиях состава преступления. Так что я лишь поторопил с исполнением обычных бюрократических формальностей, ничего больше. Нет, нет, не надо меня благодарить, — поспешно добавил он, заметив движение Мартина, — я сделал это отнюдь не рада Себастьяна, я сделал это ради самого себя. Я не могу жить в этой проклятой неопределенности, я не могу допустить, чтобы мой соперник выглядел жертвой в глазах Марии Алехандры и, тем самым, имел передо мной определенное преимущество. У него и так уже… слишком много преимуществ.