Куртис Ситтенфилд - Мужчина моей мечты

С одной стороны, я понимаю, что была круглой дурой: если мужчина хочет романтических отношений, он пытается поцеловать тебя. Логика простая. А если он тебя не целует, значит, нет никаких оснований надеяться и ждать. Да, бывает, когда люди с течением времени меняют свои взгляды и после довольно продолжительной паузы у них начинаются настоящие отношения (я тогда собирала подобные истории), но такое случается редко. И про это разговора не было. Нельзя сказать, что я не понимала, насколько глупо с моей стороны проводить так много времени с Генри. Но мне было на это наплевать. Я сама не хотела соблюдать дистанцию между ним и мной, я не хотела выбросить его из головы, чтобы познакомиться с каким-нибудь другим симпатичным парнем, который ценил бы меня так, как я того заслуживаю. Мне был нужен только Генри.

Наша свадьба, думала я, не была бы ознаменованием победы, а явилась бы следствием того факта, что нам нравилось быть рядом друг с другом. Тогда я даже не могла себе представить, что когда-нибудь все это прекратится. Моя вера в наше счастливое будущее превратилась для меня в какой-то физический объект — как телефон или кроссовки, что-то повседневное и приевшееся, — и мне не надо было держать этот объект перед глазами, чтобы знать, что он существует. Когда Генри исполнилось двадцать девять лет, я купила ему на день рождения набор из двенадцати оранжевых тарелок, который стоил больше двухсот долларов. Конечно, я понимала, что это был довольно необычный подарок, но без всякого юмора или умиления осознавала, что эти тарелки в конце концов будут принадлежать нам обоим.

Генри и Дана все еще встречались, когда в феврале он познакомился со Сьюзи. Я тоже присутствовала в момент их встречи. (Когда-то я читала, что многие выпускники Гарвардского университета 1947 года не поняли, что поздравительная речь секретаря штата Джорджа К. Маршалла на церемонии вручения им дипломов на самом деле была провозглашением Плана Маршалла.) Мы с Генри ели пиццу на Демьен-авеню, а Сьюзи сидела за соседним столиком и курила в одиночестве. В джинсовой куртке, с длинными распущенными волосами, с несколькими косичками спереди и серебряными кольцами почти на каждом пальце, она выглядела (не могу подобрать лучшего слова) так «по-студенчески», что мне не пришло в голову начать волноваться. Она была миниатюрной и хорошенькой. Не помню точно, пахло ли от нее духами с ароматом пачули, но, должно быть, пахло. Если бы в тот день меня спросили, как получилось, что мы начали с ней разговаривать, я бы не смогла сразу ответить, но позже, когда мне пришлось анализировала столь неожиданную ситуацию, я поняла, что, наверное, во время моего похода к кассе за водой у них с Генри завязался разговор. Возможно, он первый к ней обратился. Вернувшись к столику, я застала их спорящими о том, должно ли государство разрешать частным лицам владеть оружием. А на следующей неделе, когда однажды утром я позвонила ему на работу, Генри заявил, что у него раскалывается голова. Когда он объяснил, что встречался со Сьюзи в баре, я все равно не поняла, к чему он клонит, и поэтому удивилась, услышав, что они просидели там до закрытия.

— Странно, что ты опять с ней встретился, — сказала я. — Может, эта Сьюзи тебя преследует?

— Нет, мы заранее договорились о встрече, — ответил Генри. — Я сам звонил ей.

Наступила тишина. Я пыталась осознать услышанное, а Генри… наверное, ждал моей реакции.

— Как ты узнал ее номер? — спросила я, чувствуя, что меня охватывает уже знакомое ощущение стремительного скольжения вниз по ледяной горе, когда беспомощно водишь руками, пытаясь за что-то ухватиться, но падение продолжается и кажется бесконечным.

— Спросил у нее, когда мы разговаривали в кафе, — ответил он, но на самом деле я, конечно же, не это хотела узнать. Впрочем, все и так стало понятно.

Даже когда они с Даной окончательно расстались, я еще думала, что у него со Сьюзи не может быть ничего серьезного. Ей было всего девятнадцать лет, и она, вероятно, любила делать минет или что-то в этом роде. Однажды мы втроем вместе ужинали, и оказалось, что она далеко не глупа (хотя мне, естественно, хотелось бы, чтобы было наоборот), но и особенно интересной я бы не назвала ее. Сьюзи была не из тех людей, которые задают вопросы, а может, просто не хотела расспрашивать меня. Она приехала в Чикаго из Мэдисона и училась на социологическом факультете университета Де Пола. Двадцать часов в неделю ей приходилось подрабатывать официанткой. В какой-то момент Генри сказал: