Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

— Боже мой! — подоспевшая Беатриса все так же брызжет энергией, она вне возраста, вне времени, эти категории — условность для нее. — Скарлетт! Ретт! Какой сюрприз! Кто этот прелестный ангелочек Кэт? Твоя дочь?

Беатриса Тарлтон всегда относилась к Скарлетт с известной настороженностью, считая ее прожженной плутовкой. Ретт Батлер, по ее мнению, тоже заслуживал столь же малого доверия — как же, друг янки, «подлипала». Конечно, он воевал за Конфедерацию в артиллерии, в Атланте это даже проверяли, но «подлипала» всегда оставался «подлипалой». Однако как женщина чрезвычайно практичная, Беатриса Тарлтон сейчас имела клиентов среди янки и она понимала, что, во-первых, времена все-таки изменились, а во-вторых, они изменились таким образом, что результаты Реконструкции можно считать перечеркнутыми. И почти все янки были против четырнадцатой и пятнадцатой поправок к конституции.

Все эти соображения миссис Тарлтон и объясняли радушие и приветливость, которые она проявляла сейчас по отношению к Ретту и Скарлетт.

— Вчера ваш мальчик купил у меня лошадь. Каково, а? О, он знает толк в лошадях. Еще бы — это внук Джералда О’Хара. Да и не многие могут сейчас позволить себе покупку скаковых лошадей. Они с Уиллом Бентином достигли настоящего благополучия, да.

— Но, пожалуй, не большего, чем эти негры, что купили усадьбу Калвертов, так ведь? — возразила Скарлетт. — Как их?..

— Бетчеллы, — заговорил. Джим. — Нет, Скарлетт, дела у них идут хуже, чем у ваших родственников. Им еле-еле удается сводить концы с концами. Вы себе представить не можете, как дешев сейчас хлопок. Его выращивают слишком много, отсюда и падение цен. Бетчеллы продают весь урожай агентам с Востока, те платят совсем мало, зато за семена берут втридорога.

— У этих Бетчеллов хлопок уже несколько раз горел, — перебила мужа Беатриса Тарлтон. — И подстрелили как-то одного из них.

— Кто подстрелил? — быстро спросила Скарлетт.

— Конечно же, этого никто не знает. А вообще сейчас развелось много нищей белой швали, гораздо больше, чем до войны. Мы же все помним, как тут Слеттеры были бельмом на глазу у всех. Ваш покойный батюшка сколько раз просил его продать участок раза в два дороже истинной цены. Но одно дело белые, даже полунищие, а другое… Нет, рано или поздно этих Бетчеллов выкурят отсюда. Черные должны знать свое место. Я редко вижусь с вашими родственниками, но при встрече обязательно скажу им, то ли мистеру Бентину, то ли Уэйду — пора бы им вышвырнуть уже этого наглого черномазого Гранта, который у них издольщиком. Его место если не на виселице, то где-нибудь на Севере. Подумать только, мистер Бентин и ваш сын берут с них всего одну треть урожая, а этот черный бездельник, рассказывают, так запустил свой участок, что одна треть от ничего получается совсем уж ничем.

— Да, но как же ему удается не умереть с голоду, этому негру? — удивилась Скарлетт.

— А он получает какую-то пенсию от федерального правительства.

— Вот как…

— Да-да, — Беатриса Тарлтон вдруг расхохоталась, показывая крепкие лошадиные зубы и по-мужски уперев руки в бедра. — Хорошенькое дело! Послушал бы нас кто-нибудь со стороны — обсуждаем дела каких-то черных, словно они того заслуживают.

Тут Скарлетт подумала, что Беатриса Тарлтон слегка кривила душой — до войны она достаточно хорошо обращалась со своими рабами. Ее хлыст, без стеснения гулявший по спинам и задам сыновей, никогда не опускался на спину негра. А Эллин, ее мать? Скарлетт очень хорошо помнила, как та ухаживала за больными рабами, как относилась к слугам — Мамушке, Порку, Дилси.

— Ну ладно, — миссис Тарлтон решительно прекращала обсуждение возмущавшей ее темы эмансипации негров. — Вы надолго вернулись в Тару? — при этом она взглянула на Ретта Батлера.

— Нет, вряд ли, — Ретт, в свою очередь, посмотрел на Скарлетт.

— У нас масса дел в Атланте, — сказала та. — Да и потом.

Небо там, далеко, сливалось с узкой полоской леса, голубой цвет неба незаметно переходил в густо синий, что могло создать иллюзию приближающейся грозы. Но грозы не предвиделось, установилась ровная сухая погода, как и бывало обычно в этих краях в июле.

Уэйд шел с мотыгой в руках между двух рядов хлопчатника, привычно слегка согнув спину, привычно выставив вперед одну ногу, а мотыга в его руках будто сама по себе опускалась и поднималась, взрыхляя землю, срезая сорняки, сгребая землю цвета свежей ржавчины к кустам хлопчатника, на которых уже набухли, раздались вширь зеленые коробочки с белым верхом.