Ольга Кирсанова - Венера из Антальи

Я-то примерно понимал, что затеяла моя Оля, ей меня провести сложно. Но говорить об этом Юле не стоило. Мы бы сразу же вернулись к отправной точке нашего вчерашнего разговора. А мне не хотелось опять услышать, что от предчувствия больших денег у моей сестры «поехала крыша».

Одно из самых ужасных занятий — ждать, зная, что ты ничего не можешь предпринять. Мы даже на море с Юлей не вышли, лишь сбегали на завтрак. Кофе пили взахлеб — сразу дневную норму. Казалось, что время вообще остановилось.

— Будем ждать до двух часов дня, — прервала молчание Юля, — а тогда вскроем конверт.

— А почему не до часа или трех? — задал я резонный вопрос.

— Надо же иметь какой-то ориентир. Вот я и предложила. Послушай, может, Фатих что-нибудь знает?

— Может, и знает, только у нас с ним связь односторонняя. Оля сказала, что у него даже мобильника нет.

— Ну да, стреляет на бензин. Чем же за телефон платить? Знаешь, я бы сейчас даже обрадовалась, загляни ко мне в номер усатый инспектор полиции.

— Иллюзия. Тебе просто хочется переложить ответственность решения на кого-то другого. Инспектор сейчас ничем не поможет. Это только окончательно укрепит его в подозрениях. И, кстати сказать, справедливых.

К месту, обозначенному на карте крестиком, мы добрались за каких-то двадцать минут. Впрочем, «мы добрались» — не совсем верно. Добрались рыжая гадина, бородатый турок и предатель Фатих. А меня туда доставили насильно.

Видимо, Фатих все-таки испытывал нечто вроде угрызений совести, и потому не перевалил меня через мотоциклетное сиденье, как советовала рыжая, а конвоировал впереди себя. Мотоцикл же он просто катил — несомненно, не хотел привлекать внимание треском двигателя.

Место, где Никита отсиживался, сидя на гробе, я узнала сразу по его описанию: серпантин шоссе, густой кустарник и скала с плоской вершиной. Прислонив мотоцикл к огромному валуну, Фатих сверился с картой и, удовлетворенно кивнув, бросил что-то по-турецки бородачу. Затем склонился к самому уху рыжей и нечто прошептал. Та кивнула утвердительно.

— Оля, крестик — слишком неточный ориентир, — пояснил Фатих, отлепляя скотч от моего рта. — Мы, конечно, найдем статуэтку, но искать придется слишком долго. Ведь ваш брат наверняка назвал какие-то особые ориентиры?

Я понуро молчала, прикидывая — где, когда и каким образом рыжей гадине удалось завербовать этого молодого человека. А может, они были в сговоре с самого начала, и мое знакомство с мотоциклистом в ночном городке стало далеко не случайным?

— Повторяю, — в голосе Фатиха зазвучали неожиданные металлические нотки. — Ваш брат Никита наверняка назвал вам какие-то дополнительные ориентиры. Какие именно?

Отвернувшись, я демонстративно проигнорировала вопрос. Рыжеволосая нахмурилась, по лицу ее пробежала мгновенная судорога гнева, но Фатих упредил вспышку:

— Не надо, не надо… Она сейчас все расскажет сама. Надеяться ей не на кого. Оля, поймите — мы и так найдем статуэтку. Рано или поздно.

Я вновь не ответила. Рыжеволосая выжидательно посмотрела на меня, а затем подтолкнула в бок бородатого турка. Тот достал страшный нож — тот самый, с блестящим наточенным лезвием и, набычившись, бросил мне что-то по-турецки.

Переводчика не потребовалось — по интонациям и так было ясно, что имел в виду турок.

— Бамбарбия — кергуду! — ответила я, силясь подняться. — Я все скажу только в присутствии полиции.

Теперь я вспоминала того самого усатого полицейского с искренней симпатией. Появись он сейчас — я бы бросилась ему на шею!

— Не хотите говорить? Тогда придется прибегнуть к другим методам, — с показным сожалением произнес Фатих, доставая из кармана аптекарский пузырек.

Сфокусировав зрение, я разобрала наклейку: HCl. Из школьного курса химии я запомнила, что так обозначается соляная кислота. Несмотря на предельный драматизм ситуации, в голове почему-то завертелась какая-то чушь о валентности и молекулах.

— Не скажешь — на морду плеснем! — зловещим шепотом пообещала рыжая.

Бородатый турок нехорошо ухмыльнулся. Фатих осторожно открыл флакончик и плеснул из него на загодя подготовленный лист бумаги. Листок тут же обуглился и скукожился. Ошибки быть не могло — это действительно кислота.

Есть угрозы, перед которыми не может устоять ни одна женщина. Обещание пожизненного уродства — из их числа. И хотя мне очень не хотелось называть особые приметы, черный и белый, однако перспектива бесконечных пластических операций показалась мне чрезмерной платой за молчание.