Андрей тихо постоял у закрытой двери гостевой спальни на втором этаже и отправился в кровать.
Утром встали, словно вечером ничего не случилось.
Он думал, что Валентина бросит затею с пробежками, но ошибся. Она вышла в спортивном костюме вместе с ним.
Как всегда, Андрей вырвался по дорожке вперед. Бежал сначала медленно, чтобы разогреть мышцы, потом все быстрее.
Когда остановился, чтобы отжаться, Валентина притопала с охами и упала на скамейку рядом.
— Сердце… вон… совсем! Ох! Все в глазах двоится! Я это делаю только из большой любви к тебе, Андрей, учти…
Он научился ловко избегать темы ее веса, ее одышки и ее образа жизни. Горький опыт ругани по этому поводу у него имелся. Валентина словно нарочно подзуживала его к упрекам, после которых можно разрыдаться и бросить в ответ свои слезные аргументы, почему она живет так, а не иначе. Эта вечная слежка за самим собой и своими словами, которые чуткая жена могла принять на свой счет, утомляла. Как утомляет переход через минное поле — никогда не знаешь, будет ли следующий шаг верным. С той лишь разницей, поле рано или поздно кончится…
— Я побегаю еще минут пятнадцать, а ты… сама дойдешь до дома? — спросил Андрей, присев рядом с ней на корточки и заглянув в лицо.
Она состроила виноватую гримасу и стянула платок. Она все еще была красива.
— Все о’кей? — улыбнулся он, целуя ее в уголок губ.
— Будет, — отстранившись, облегченно ответила Валентина, словно разом развязалась с утомительной и неприятной докукой, — когда приму душ и выпью кофе. Ты же знаешь, что я без этого все равно что неживая.
Андрей знал. Все ее привычки и слабости были на виду. Таинственное, кошачье, неожиданное ушло из нее, как масло из треснувшего сосуда. Какое-то время он боялся своего остывания к ней, потому что ничего другого она ему предложить уже не могла или не хотела. И что будет потом, после, Андрей думать не желал.
Он уже хотел подняться, но Валентина удержала, пристально и жадно ловя его взгляд.
— А ты красивый кот, — проговорила она незнакомым голосом. — Все еще…
— Что? — он улыбнулся с некоторым недоумением.
— Красивый, говорю, ты у меня. И всегда был. А сейчас как жеребец — в полную силу вошел… Сильный, здоровый… Волосок к волоску, ни одной седины. Бабы на фирме, знаю, стаями ходят, кипятком писают. Я пока не лезу туда… Насколько мне известно, ты повода не давал. Но, Андрюшенька, золотко мое, я тебя от себя никуда не отпущу…
— Ты что, Валентина?.. — он нахмурился и все равно не мог сдержать восхищения такой откровенностью.
— Не отпущу, так и знай. Ползком поползу. Побегу. Но ты мой, Андрюша.
— Валя, что на тебя нашло?
— Ничего. Беги, родной.
Так странно и неприятно вдруг стало, словно пометили его насильно, тавро наложили жгучее. И поднялась неприязнь взамен натужной привычной симпатии, оставшейся от былого чувства.
Андрей выпрямился, глядя на жену сверху вниз.
— Глупо говоришь сейчас. И пустое. Совсем пустое, Валь. Перележала на диване у телевизора? Сериальцами объелась? Я же не бык тебе племенной, купленный задорого. Не купила.
Он посмотрел вдаль, ища не обидные слова.
— У тебя уже кто-то есть, — она то ли спрашивала, то ли утверждала — не понять. Но явно приберегала этот вопрос. Однако момент неловкости перед откровенным разговором был преодолен и что будет после него казалось уже неважным.
Отчуждение, которое Андрей отталкивал от себя до этого, теперь казалось естественным.
— Ты бы послушала себя, Валентина, со стороны, — ответил он, не в силах стащить с лица гримасу жалости. И не удивился злым слезам, появившимся на ее глазах.
— Кобель. Как все вы, мужики… Так вот банально, да.
Андрей плохо понимал, что вообще происходит на обычной утренней прогулке. Вот так, обыденно и просто. Наверное, так бывает, когда все чувства выпиты до дна и остается сухая, не обременительная на первый взгляд пустота. Ее можно долго не замечать, отрицать, отталкивать от себя, но она все равно, рано или поздно, даст о себе знать, выскочит, как чертик из табакерки, даже на утренней пробежке, всего в 500 метрах от дома, где они воспитывали двоих сыновей.
— Ты меня плохо знаешь, Валентина. Несмотря на эти шестнадцать лет.
— Я тебя хорошо знаю, радость моя. Потому и говорю, — ее слезы уже высохли, а сама она казалась решительной и отстраненной. — Бизнес на мне. Недвижимость — моя. Дети — мои. Просто заранее предупреждаю, Андрей. Могу устроить так, что будешь снова стишки свои кропать, как раньше.
Читать дальше