Аннэ Фрейтаг - Счастье рядом

– Пойдем? – спрашиваю я и кладу руку на его плечо. Когда он поворачивается, мой взгляд падает на его футболку. – О нет! – очень громко и резко вырывается из меня. Опять!

– Что такое? – испуганно спрашивает он. – Что с тобой? – Я молча показываю на огромное черное пятно на его футболке, которое напоминает мне кляксу с тестов Роршаха, используемых для психоанализа. – Блин, Тесс, ты напугала меня до смерти!

Я опускаю руки.

– Мне… мне жаль.

Он делает глубокий вдох, затем выдох и отвечает:

– Креветка, это всего лишь футболка. – «Да, еще одна, которую я загадила», – с обидой думаю я, но ничего не говорю. – Креветка?

– М-м? – мычу я со злостью.

– Что ты думаешь о небольшой вылазке?

– Что за вылазка?

Примерно через полчаса мое лицо наконец-то полностью очищено, а футболка Оскара с тестами Роршаха лежит вместе с салфетками для снятия макияжа в его рюкзаке. Вместо нее на нем надета сиреневая с надписью « Я люблю Рим» , и для меня удивительно, что он может носить такое, я имею в виду, сиреневую футболку с ярко-красным сердцем? Серьезно, кто надел бы такое и не выглядел при этом сумасшедшим? Но что меня больше всего восхищает, так это не то, что в этой сувенирной футболке он выглядит классно, а то, что его вообще не беспокоят таращащиеся на него взгляды. Особенно женские. Хотя тут, наверное, дело не в футболке, а в том, что скрывается за ней. Я пытаюсь сбросить с себя все эти раздирающие мысли и радоваться, что мы наконец-то дошли до Испанской лестницы. День медленно приближается к концу, и, хотя солнце уже село, потная одежда прилипает к телу. Отчасти так жарко от «Арсенола». Я отпускаю руку Оскара и вытираю ладонь о брюки, а затем приподнимаю волосы.

– Сильно жарко? – спрашивает он и с заботой смотрит на меня.

– Все в порядке, – отвечаю я и улыбаюсь.

– Смотри, – он показывает на фонтан Баркачча, который стоит у подножия лестницы. Я хочу снова взять его за руку, но замечаю, как красивая длинноволосая итальянка с пышными формами соблазнительно подмигивает ему. На ней короткая юбка и блузка с большим вырезом, во мне все сжимается. От ревности меня бросает в пот, и я демонстративно беру Оскара за руку. Она будто спрашивает взглядом, что такой красавчик, как Оскар, делает с такой тощей, с маленькой грудью девчонкой. Может, я просто читаю на ее лице вопрос, который задаю себе каждый день. Она сканирует меня взглядом с ног до головы, а затем отворачивается.

– Дрянь, – бормочу я.

– Что? – смеясь, спрашивает Оскар и останавливается.

– Я… ничего, – заикаюсь я.

– Ты сказала «дрянь»?

– Да, сказала, – признаюсь я, – но мне хотелось произнести это лишь в мыслях.

– Кто дрянь? – он смотрит на меня с ухмылкой. – Та, что прошла мимо нас? Которая в юбке?

– Именно она, – гневно отвечаю я. – Эта сисястая.

Он смеется, кладет мне руку на плечо и подталкивает к фонтану. И я даже не знаю, что меня злит: то, что он смеется, или то, что он сразу же понял, о ком идет речь. Мне бы хотелось, чтобы он просто не заметил ее. Чтобы смотрел только на меня. Но ни один мужчина не пропустит такую женщину. Точно не Оскар.

Четверть часа спустя мы стоим спиной к фонтану Треви, делаем замах и бросаем за спину монетки. Я представляю, как они в замедленной съемке летят и вращаются в воздухе. Когда мои пальцы отпускают цент, я крепко зажмуриваю глаза и загадываю желание, чтобы следующие дни прошли так же прекрасно, как эти. Я загадываю, чтобы мы с Оскаром разговаривали подолгу, смеялись и смотрели на звезды. И чтобы как можно чаще целовались. Желаю, чтобы мрачные мысли не лезли наружу и чтобы их осветило солнце и мои чувства. И еще желаю, чтобы все эти воспоминания, которые я пытаюсь сохранить в памяти, позволили мне умереть счастливой.

Я желаю себе улыбаться и чтобы при последнем вздохе в моей голове были только светлые мысли. Я надеюсь, это будет лицо Оскара. И, помимо всего прочего, представляю, как обнаженный Оскар лежит на мне, не отрываясь смотрит мне в глаза, а его руки гладят мое тело. Я загадываю, чтобы мы успели переспать, пока не стало слишком поздно, хотя даже не верится, что такое вообще может произойти. Я могу падать в обмороки при Оскаре, могу быть самой собой, но не могу при нем раздеться. И даже представить не могу, что у меня получится переступить через себя. Это так сложно. Этот страх и шрам. Я хочу, чтобы Оскар касался меня. Везде. Даже там, где никто до него. Но совершенно не важно, как сильно я хочу почувствовать его руки на своем теле, как сильно хочу его, если не могу открыться ему. Я не девочка со шрамом. Не та, у которой торчат кости и маленькая попа. По крайней мере, я не хочу быть такой. Но ничего не изменится, пока я прячусь в ее шкуре. И от одних только мыслей о том, что он видит меня голой, накатывают слезы.