— Кеназ, я согласен с тобой. Не богами придуманы глупые и жестокие законы. Поэтому Золотая Хатор, богиня радости и любви, живущая в этом святилище, уберегла тебя от преследований глупцов, которые, я в этом убежден, гневят богов, приписывая им такие отвратительные желания и кровожадность. Я с удовольствием стану твоим попутчиком.
Предложив Кеназу следовать за ним, Хети прошел туда, где оставил свой скудный скарб, и вынул из мешка египетскую набедренную повязку.
— Возьми. Если кто-то тебя увидит, то решит, что ты — египтянин.
— Не уверен, что это пойдет мне на благо, — ответил ему Кеназ, надевая повязку. — Знай, что египтян в пустыне не жалуют с тех пор, как их цари заперлись в Великом Городе Юга, позволив ааму множиться, захватывая одну область за другой. Мы, кочевники, когда-то приходили в долину, чтобы выменять у местных жителей необходимое и найти еду и воду во время засухи. И мы боялись египетских солдат. А теперь обитатели пустыни и выходцы из Ханаана, уважающие силу и презирающие слабость, притесняют египтян.
— Если так, то я заставлю их меня уважать.
— Ты говоришь, как мы, и носишь нашу одежду, поэтому шасу, которых в пустыне больше, чем других кочевников, можешь не бояться. Но я не знаю, что ждет тебя при встрече с пастушьими племенами, ведь они часто воюют с нами. Гиксосы не любят кочевников, они боятся, что мы придем из пустыни и заберем их скот и их женщин.
Они запаслись бурдюками с водой и провизией — медом, финиками, сухими лепешками — и не забыли подоить маленькое стадо Небхатора — двух коз и четырех овец, наполнив молоком еще два бурдюка.
— В окрестностях достаточно травы, чтобы животные не умерли с голоду, — сказал Кеназ. — Не сегодня-завтра здесь пройдет семья кочевников, и они будут счастливы забрать их себе.
И они отправились в путь, несмотря на то, что близилась ночь. Так решил Хети, и его спутник одобрил это решение: стало прохладно, и идти было значительно легче, потому что не приходилось бороться с удушающей жарой, а яркие звезды были подобны настоящей карте.
Шли они почти целыми днями, отдыхая только в то время, когда солнце было в зените и жара становилась невыносимой. Они всегда находили тень под сенью пальм или среди скал, спасаясь от лучей солнца — бога Ра, сияние которого было животворным, но могло и убивать.
Кеназ оказался опытным проводником, и Хети был этому очень рад. Он ни разу не сбился с пути и знал, где находятся колодцы, выкопанные кочевниками или египтянами в те времена, когда они без страха ходили по пустыне, охраняя свои дороги и свои караваны. Не раз возле колодцев они встречались с небольшими группами шасу (обычно это были семьи численностью до двенадцати человек), которые предлагали им свое гостеприимство и угощали жареной козлятиной и чечевицей с луком.
После многих дней пути они увидели вдалеке гору, возвышавшуюся посреди каменистой пустыни. Создавалось впечатление, что ее лишенная растительности вершина соединяет небо и землю.
— Думаю, это та гора, которую я видел в детстве, когда наше племя переходило с места на место. — Кеназ понизил голос до шепота, словно боялся, что его услышит демон, обитатель пустыни, — злое божество, которое не следует тревожить. — Лучше нам туда не идти, потому что там живет бог.
— И этот бог не любит людей? Поэтому ты боишься приблизиться к его дому? — удивился Хети.
— Ты не раз бывал в пустыне, и тебе, должно быть, известно, что здесь живет Сет, которого египтяне называют Красным богом. В этих пустынных краях никогда не знаешь, кого из людей и кого из богов встретишь. Не знаешь, кто из них гостеприимен, а кто настроен враждебно. Пока мы встречали только шасу, которые видели в нас гостей, своих соплеменников. Отец всегда говорил: «Сын мой, не испытывай терпение бога, а уж людское — и подавно. Всегда будь настороже, только осторожный выживает в пустыне».
— Я понимаю твои страхи, Кеназ, но бог, живущий на этой горе, быть может, хорошо относится к людям…
— Богов, живущих в горах, легко прогневить. И тогда они показывают свой нрав. Гневаясь, они наполняют небо грохотом и тучами. И если ты их обидел, даже того не желая, они легко лишат тебя жизни, пронзив тебя ослепительно-яркой огненной стрелой, хотя одних только громовых раскатов довольно, чтобы мы умерли от страха.
— Ты думаешь, что бог этой горы рассердится, если мы поднимемся к нему, чтобы почтить его и поднести ему дары?
— Я не знаю. И никто не знает, почему эти боги впадают в ярость. Таков наш бог Яху. Поэтому-то мы его и боимся и стараемся не сердить.
Читать дальше