Бэтси Нант: Все реки текут - 2

Когда пальцы сильно затекали, сиделка умело массировала ей ладони и кисти рук — боль немного проходила. Тогда Дели вновь бралась за кисть и недовольно говорила сиделке, чтобы она отошла в сторону и не застилала ей обзор. И так было почти каждый день: они выходили на этюды, потом сиделка готовила ей жидкую кашу и отправлялась домой, она жила совсем неподалеку от коттеджа Филадельфии.

Несмотря на болезнь, Дели написала очень много картин — около тридцати. Она подружилась с сиделкой, которая поначалу ей не слишком-то понравилась: это была крупная женщина со строгим лицом и резкими, но осторожными движениями. Она знала, как ухаживать за больными престарелыми женщинами.

Перед отъездом в ординатуру Эдинбургского университета Алекс зашел к матери попрощаться и в очередной раз осмотрел ее.

Дели теперь все больше спала днем, уже не по часу, а часа по три-четыре, или просто глядела в окно, за которым видела краешек реки.

Алекс приехал без Энни, так как она только родила.

— Как вы назвали малыша? — спросила Дели.

— Аластер.

Дели удивилась, но не подала виду:

— А почему вы выбрали именно это имя?

Алекс лишь неопределенно покачал головой:

— Это Энни, она вычитала это имя в какой-то книге, и оно ей очень понравилось.

Аластер… последние годы она его совсем не вспоминала, словно его и не было в ее жизни, или он был в другой жизни, в той, которая ей теперь казалась сном?

Алекс осмотрел мать и, увидев ее похудевшие щеки, чуть впалые глазницы и ощупав руки, на которых появились утолщения на запястьях и суставах, понял, что болезнь не останавливается, а прогрессирует; удастся ли остановить этот суставный ревматизм в ее возрасте, он глубоко сомневался.

— Ну что же ты молчишь, дорогой? Скажи, когда пройдут эти шишки на руках?

— Скоро, ма, может, через полгода.

— Алекс, ты совсем не умеешь лгать, посмотри мне в глаза.

— Да, мама, но, может быть, тебе лучше не знать?

— Нет, мне лучше знать все, что ты думаешь по поводу моей болезни.

— Видишь ли, воспалительный процесс вряд ли можно остановить, и я не уверен, что через какое-то время пальцы станут разгибаться.

— Я останусь страшной старухой со скрюченными пальцами? Они похожи на отвратительные грабли, мне тяжело держать кисть и карандаш. Алекс, неужели нельзя дать какое-то лекарство?

— Ма, лекарство можно дать, но возраст…

— Да, возраст, ты прав. Ну, не будем говорить все время о возрасте. Расскажи что-нибудь веселое, что ты там будешь делать, в Шотландии, что такое ординатура, это как учеба у профессора?

— Нечто в этом роде. Ты же помнишь, что я давно хотел повысить квалификацию в пластической хирургии. Чем больше проходит времени после войны, тем больше и больше обнаруживается несчастных фронтовиков, которые не хотят жить со своими ужасными шрамами на лице. У некоторых лица страшно обожжены, особенно у английских летчиков. Я думаю, мне нужно этим заняться вплотную, ты же знаешь, что у меня уже большая практика в пластической хирургии.

— Ну если большая практика, зачем же еще учиться у профессора?

— Видишь ли, ма, случаи бывают разные, в том числе и очень тяжелые, у кого-то, допустим, нет носа, его отрубило осколком, у кого-то нет ушей или нижней челюсти. Я не во всех случаях силен.

— Какие ужасы ты говоришь, не напоминай о войне, я просила рассказать что-нибудь хорошее!

Алекс стал рассказывать о новорожденном, об Энни, но через несколько минут увидел, что глаза у Дели наполовину закрылись и она стала засыпать.

За пять лет боли в руках у Дели и не усилились, и не прошли. Пальцы ее уже почти не разгибались, ходила она с трудом, но все равно заставляла себя раз в два или три дня ходить на этюды.

Каждые два месяца она рассылала свои работы по различным галереям штатов, где их охотно брали. Цена на картины ее давно не интересовала. Она просто хотела писать, просто хотела, чтобы ее пейзажи висели у тех людей, которым они нравились. И Дели с радостью дарила всем, кто изредка заходил в ее дом, пейзаж, который нравился пришедшему. Несколько картин она подарила Дорин, своей сиделке, и около десятка — Вики, своей внучке.

Кому она всегда была особенно рада, так это Вики. Она уже выросла и стала почти самостоятельной взрослой девушкой. Вики уже не жила со своей матерью, Мэг. Она училась на журналистку в университете и довольно часто приезжала к Дели.

Дели большую часть дня теперь сидела под пледом в кресле и старательно пыталась разработать руки, пыталась вязать разные мелочи для хозяйства. Если бы ее это занятие, ее пальцы совсем перестали бы двигаться, они пожелтели и были похожи на восковые.