Бэтси Нант: Все реки текут - 2

— Шестьдесят семь… Шестьдесят семь скоро, дорогая, — покачала головой Дели. — Всего лишь три года до отведенного мною срока, а ничего не сделано, стены совсем пустые! Как я рада, что вы приехали и напомнили мне об этом! Нет-нет, надо работать, работать как можно больше. Я уже начала цикл под названием «Война», надо его закончить, устроить пару выставок в Аделаиде и Сиднее; из Канберры я получила приглашение на открытие выставки, вы поможете мне туда съездить?

— Какой разговор, ма! Только я так занят в больнице, может быть, Энни съездит с тобой? — сказал Алекс.

— Ну понятно, я всегда все должна делать сама, я и забыла, — улыбнулась Дели. — Но старуха еще жива, и она как-нибудь доберется до Канберры, — засмеялась Дели и стала садиться в кресло.

— Ма, может быть, хочешь что-нибудь перекусить? — спросил Алекс.

— Да, я совсем забыла, вы же голодны, а я ничего не хочу, идите приготовьте себе салат, а мне пока хочется немного вздремнуть…

После приезда Алекса и Энни Дели принялась ежедневно писать: с азартом и вдохновением. Ее теперь привлекали старые и старинные вещи: высохшее поваленное дерево; обожженные солнцем камни на берегу; труп лошади на дороге; кролик, которого кольцами обвила змея, готовая его проглотить, — у маленького крольчонка круглый, налитый кровью глаз с ужасом смотрел на эту большую змею с розовой пастью — Дели видела это, когда возвращалась после этюдов домой и уже почти у самого дома наблюдала эту картину, которую тут же принялась зарисовывать. Она подошла слишком поздно, и крольчонку было уже не помочь.

Дели закончила цикл картин «Война» и попросила Бренни упаковать их и отвезти в Канберру — для ее выставки. Рабочие Бренни приехали, упаковали картины и, погрузив в автомобиль, отвезли к железнодорожной станции.

Но Дели так и не удалось съездить на открытие своей выставки. Как раз перед самым отъездом она заболела, и довольно серьезно. У нее поднялась температура, а руки стали холодными и потеряли способность двигаться. В больницу Дели доставили уже почти в бессознательном состоянии, но под руководством Алекса ей делали каждый час болезненные уколы, и все обошлось. Ей кололи новое лекарство — пенициллин, и если бы не он, ей бы не выкарабкаться, так как в ее возрасте вирусная пневмония — это почти всегда смертельно.

Почти три месяца Дели провела в больнице. Как она слышала, выставка ее прошла довольно успешно, ей присылали газеты с рецензиями на ее картины, и все они были более чем хвалебны.

Вернувшись домой, Дели первым делом вспомнила, что ее «паутина» висит на прежнем месте. Дели тяжело вскарабкалась на стул и сняла картину. Она смахнула с нее пыль и долго-долго глядела на этот прекрасный летний пейзаж, потом медленно побрела к реке; там она вошла по колено в воду и, последний раз взглянув на пейзаж, опустила его в реку.

Картина, медленно покачиваясь на воде, поплыла по направлению к шлюзам, где она, возможно, будет смята и искорежена, а дальше она поплывет туда, вниз по течению, куда уходят все реки — к океану.

Но в этот же вечер она почувствовала сильные боли в коленных суставах, локти и кисти рук тоже ломило от боли. Она промучилась так несколько дней и вызвала Алекса.

Когда он ощупал ее опухшие суставы, покрасневшие колени, когда смерил температуру, то пришел чуть ли не в отчаяние.

Он долго сыпал медицинскими терминами, из которых Дели поняла лишь одно, что у нее суставный ревматизм.

— Ма, это инфекционная стадия, но, увы, если пенициллин бессилен, я даже не знаю, что можно предпринять, — развел Алекс руками, — самое главное — больше не простужаться…

— А когда у меня перестанут болеть ноги и пальцы? Я от боли даже не могу держать кисть, а мне нужно рисовать.

— Ма, к сожалению, боль может продолжаться довольно долго, может быть год, а может быть два…

— Два года мучиться? А потом? Потом мне будет лучше?

Алекс отвернулся и, чтобы она слышала, так как глухота у нее не проходила, а наоборот — усиливалась, прокричал:

— Мне кажется, нужно знать правду, мама! Но дело в том, что когда воспаление в руках пройдет, то руки могут остаться искалеченными навсегда! Я пришлю к тебе сиделку.

Дели еще не могла представить, чтобы у нее пальцы были скрюченными и неподвижными, но в том, что Алекс был прав, она убедилась довольно скоро.

Теперь у нее была сиделка и, когда особо сильные боли прошли, Дели заставила ее пойти вместе с собой на этюды, она по-прежнему горела желанием писать картины.