Барбара Картленд - Луна над Эдемом

Они подъехали ближе к дому, и Доминика вдруг откинулась в глубь сиденья, словно ее охватила внезапная слабость. Лорд Хокстон улыбнулся ей.

- Не нужно волноваться, - сказал он. - Я хочу показать вам столько интересного, что уверен, вы получите огромное удовольствие!

Доминика взглянула на него, и он увидел в ее глазах тревогу.

- Все в порядке, - тихо сказал он. - Лишь доверьтесь мне, как я вас просил.

- Я.., попытаюсь, - пробормотала Доминика.

***

Лишь когда Доминика отправилась спать, лорду Хокстону предоставилась возможность побеседовать со своим племянником.

Джеральд Уоррен ждал их в холле, когда экипаж остановился у входа. Он шагнул к ним навстречу с вымученной улыбкой на лице, и лорд Хокстон получил второе потрясение за этот день.

За два прошедших года Джеральд Уоррен изменился почти до неузнаваемости. Он сильно прибавил в весе, лицо его стало красным и оплывшим, и даже прежде, чем лорд Хокстон уловил исходивший от него запах спиртного, он понял, что послужило причиной таких изменений.

Когда он видел Джеральда в последний раз, тот был стройным, элегантным и весьма обаятельным молодым человеком, что позволяло ему без особых усилий одерживать победы над такими женщинами, как Эмили Ладгроув.

Жизнь на Цейлоне настолько изменила его, что лорд Хокстон с трудом мог поверить, что это тот, же самый человек.

Очевидно, он успел порядочно выпить до их приезда, хотя надо отдать ему должное, он был прилично одет и старался держаться с достоинством.

Очевидно, Джеральд сильно нервничал в ожидании встречи с дядей и Доминикой, но в течение вечера он выпил достаточное количество виски, что помогло ему расслабиться.

Его хриплый смех сменялся длинными жалобами на тяготы жизни на плантации и на унылое существование вдали от цивилизации.

Было очевидно, что Джеральд прилагал неимоверные усилия, стараясь произвести хорошее впечатление, но ему это слабо удавалось.

Лорд Хокстон лишь надеялся, что Доминика, которая прежде его никогда не видела, не будет так поражена тем, как он выглядит, и, учитывая, что Джеральд был близок ей по возрасту, сочтет его по крайней мере достаточно приятным.

Самого же его, по мере того как проходил час за часом, охватывала холодная ярость при мысли о том, что молодой человек, которому он так доверял, не только не оправдал этого доверия, но даже не смог оценить того, какие возможности ему предоставились.

"Это моя вина. Я не должен был посылать его сюда", - говорил себе лорд Хокстон.

Но то, что отчасти он сам совершил ошибку, не уменьшало его негодования.

Во время обеда он ухитрялся поддерживать оживленный, достаточно интересный разговор, надеясь лишь, что Доминика не замечает, какое количество виски поглощает Джеральд.

Лорд Хокстон видел, что она очень устала, и она сама призналась в этом, когда они пили кофе, сидя в гостиной, выходящей окнами на долину.

- Я надеюсь, вы извините меня, милорд, - проговорила она, поднимаясь с места. - Я хотела бы отправиться к себе и лечь спать. День был очень утомительным.

- Вы правы, - ответил он. - Спокойной ночи, Доминика, желаю вам приятного сна.

- Благодарю вас, - сказала девушка. - Спокойной ночи, милорд. Спокойной ночи, мистер Уоррен.

Она сделала реверанс и вышла из комнаты. По приезде лорд Хокстон с недовольством обнаружил, что Джеральд закрыл второй этаж, где размещалась его спальня, и им предоставлены комнаты на первом этаже.

- Зачем ты это сделал? - спросил он.

- Я не мог позволить себе держать такое количество слуг, - с вызовом ответил Джеральд. - Им все равно почти нечего было делать.

Лорд Хокстон с трудом сдержался и ничего не ответил, так как разговор происходил в присутствии Доминики.

Ему было прекрасно известно, что на то щедрое содержание, которое он выплачивал Джеральду, можно было держать столько слуг, сколько было необходимо.

Из слов Джеймса Тейлора он уже понял, что Джеральд промотал все оставленные ему деньги на разгульную жизнь и виски.

Тем не менее, пока не закрылась дверь за Доминикой, лорд Хокстон старался ничем не обнаружить свой гнев.

Как только девушка ушла к себе, лорд Хокстон обратился к Джеральду, и хотя он говорил спокойным, ровным тоном, каждое его слово звучало, как удар хлыста.

- Я уже слышал о смерти Ситы, - сказал он. - Как ты мог быть таким идиотом - таким непроходимым дураком, - чтобы прогнать ее, не заплатив обычного вознаграждения? Любой сказал бы тебе, сколько именно нужно ей дать.