Барбара Картленд - Песня синей птицы

Голос ее звучал напряженно.

- Она не подавала вида при отце, - продолжала она, - но иногда я видела, как она бледнеет, дрожит и почти не может двигаться из-за мучительной боли.

Сильвина замолчала, на глаза ее навернулись слезы. Через минуту она снова заговорила:

- Я, бывало, умоляла маму послать за врачом, и она наконец мне сказала, что уже была у врача, и он ничем не может ей помочь. Она принимала какое-то лекарство, которое он дал ей, чтобы справляться с болью, и, делая над собой невероятное усилие, мужественно спускалась вниз, чтобы ехать в свет, и пока была с папой, все улыбалась и шутила.

Девушка прикрыла глаза, как будто для того, чтобы не видеть эту картину.

- Знаешь, - через секунду добавила она, - все говорили, что она - самое ценное достояние Британии на континенте, но никто не видел, как растрачивается ее здоровье.

- Я об этом понятия не имел, - признался Клайд.

- Тебя почти все время не было дома, - объяснила Сильвина, - сначала ты был в школе, потом - в Оксфорде. Я же была всего лишь ребенком... Но я старалась как можно больше быть с мамой, и при мне она никогда не притворялась. - Вздохнув, она продолжила:

- Боли стали намного сильнее, когда мы вернулись в Англию. Папа старался быть все время на виду в обществе, с тем, чтобы, если освободится какая-нибудь дипломатическая должность, ее предложили бы ему. Помнишь, сколько гостей мама принимала в нашем доме на Керзон-стрит? Но приступы боли становились все тяжелее. Пару раз даже папа заподозрил что-то неладное и умолял ее, чтобы она не переутомлялась.

Голос Сильвины дрогнул, но она нашла в себе силы продолжить рассказ.

- По-моему, мама понимала, что умирает, но была твердо намерена помогать отцу. Я часто думаю, что только после ее смерти он понял, как много она для него значила.

- Потом его назначили в Париж, - сказал Клайд. - Мне так жаль, что я не смог быть с папой, может, я смог бы помешать..

- Никто не смог бы ему помешать, - прервала его Сильвина. - Ты не должен винить себя. Без мамы ему было одиноко и тоскливо, а та француженка влюбилась в него. Она не оставляла его в покое. Она была очень красива, Клайд, мне не приходилось видеть женщин красивее ее, и мне кажется, она по-своему сделала папу счастливее. Но она была слишком популярна и прекрасна, и у нее не могло не быть других поклонников. Бедный наш папочка, он, может, и был хорошим дипломатом, но стрелял всегда отвратительно.

- Видела бы ты, как писали о нем в Министерство иностранных дел, - заметил Клайд. - В каждом отзыве только и говорится снова и снова, насколько он выдающийся дипломат Трагично, что ему пришлось умереть.

- Ты должен занять его место, - мягко проговорила Сильвина.

- Если мне ничего не помешает, - отозвался тот. Она положила руку ему на рукав и прижалась щекой к его плечу.

- Я помогу тебе. Клянусь, что помогу Я знаю, папа бы так гордился тобой, и мама так любила тебя... Я постараюсь быть любезной с мистером Каддингтоном, я буду.., стараться изо всех сил, Клайд.

- Тогда все будет в полном порядке. Если ты сделаешь это, Силь, у нас больше не будет проблем, я уверен в этом. Будь модницей, если он этого хочет. Он страшно горд тем, что матушка была племянницей герцога: я слышал, как он хвастался этим перед приятелями. Он хочет показывать тебя в обществе, хочет, чтобы ему завидовали. Может, это замужество и не окажется таким плохим, как ты опасаешься. Сильвина с трудом сглотнула.

- Я буду.., стараться, - прошептала она. - Обещаю тебе.., я буду стараться.

Она сказала себе, что, когда они приедут в Алтон-Парк, самое главное - это вести себя так, как ожидают от нее мистер Каддингтон и Клайд.

Она будет мила со всеми, кроме маркиза. Но если она будет холодна с ним, будет держаться отчужденно, это не вызовет особого интереса у окружающих.

Ни ее брат, ни человек, с которым она помолвлена, не знают о том, что она встречалась с его светлостью, если не считать того раза, когда она приходила в Министерство иностранных дел, чтобы ходатайствовать за графа.

- Я ненавижу его, - шептало ее сердце, а лошади уже поворачивали, чтобы въехать под высокую арку ворот Алтон-Парка.

По обеим сторонам чугунных узорчатых ворот с позолоченными украшениями стояли каменные львы, удерживавшие в лапах щиты с гербом владельца.

Они проехали по длинной аллее, обсаженной дубами, ведущей к дому, и наконец перед ними оказался дом, необычайно красивый в лучах летнего солнца.

Черные и белые лебеди плавали, изгибая шеи, по глади серебристых озер, окружающих здание; через протоки были перекинуты мостики. На флагштоке над серыми башенками и крышей трепетал флаг в знак присутствия владельца поместья, стая белых голубей кружила на фоне синего неба, слетая к блестящим на солнце окнам с частными переплетами, а потом, трепеща крыльями, умчалась к пышной зелени леса, защищавшего дом с севера.