Маргарита Кармин - Царица снов

— Кино, это можно было сделать после, — тихо проговорил Король, вынимая свой пистолет и вскакивая на коня. — Нужно стрелять по лошадям, чтобы нас не смогли преследовать. Мы сможем прорваться сквозь их кольцо — их не так уж много.

Но Король еще не знал, каким оружием воспользовались полицейские.

— Именем закона! — раздался громкий голос одного из полицейских: очевидно, капитана.

Кино выстрелил, одна из лошадей споткнулась и повалилась на землю, увлекая за собой всадника. Следом раздались еще несколько выстрелов, послышались крики в толпе; и в ту же минуту властный голос офицера скомандовал:

— Бросьте оружие!

Джоуд прицелился в коня полицейского.

— Ваше сопротивление бесполезно! — продолжал офицер. — Смотрите!

В эту минуту раздался женский крик, и Король повернул голову. Это было жестокое зрелище. У распахнутого окна гостиницы, за оконной решеткой, он увидел свою королеву: в изодранном платье, с полуобнаженной грудью, с распущенными волосами. Она, покачиваясь, стояла на подоконнике, истерически рыдая, и если бы не двое мужчин, державших ее за руки, она наверняка упала бы без чувств. Джоуд покачнулся, и его рука, державшая пистолет, опустилась. Это мгновение решило все. Бернар знал, каким оружием можно взять Короля.

Его стащили с лошади и выбили из рук пистолет. Кино пришпорил лошадь. Полицейские были рядом с ним, и задерживаться было бессмысленно. Он, повернувшись в седле, выстрелил последний раз в одного из полицейских, метнувшегося было за ним, и до Короля донеслись слова:

— За вас отомстят!

Джоуда сбили с ног и окружили. Он не сопротивлялся, спокойно перенося торжествующие возгласы полицейских и их брань.

Лолиана широко раскрытыми глазами смотрела на эту ужасную сцену. Она не могла поверить в сущность всего происходящего и только отчаянно шептала:

— Нет… Нет, это невозможно!..

Ее держали сильные руки; но теперь она и сама не хотела отходить от окна и, обхватив руками железную решетку, не отрываясь смотрела на происходящую ужасную сцену. Короля связали, и теперь полицейские пересекли площадь, волоча своего пленника за веревку, которой он был связан. Лицо его было сурово, и лишь в последнюю минуту эту суровость сменило отчаяние. Последний его взгляд был обращен к любимой.

— Нет! Нет! — донеслись до него душераздирающие крики. Лолиана беспомощно билась в руках своих мучителей. Они были сильней, их было двое, они были мужчины, но отчаяние и ярость придали ей силы. Она вонзила зубы в руку одного и, получив некоторую свободу, ринулась к двери. Второй мучитель обхватил ее обеими руками и потащил назад. Тогда Лолиана, не теряя ни минуты, выхватила из корсажа длинную булавку и трижды воткнула ее в скулу мужчины. Тот отпустил ее; попятился, вытирая кровь. Лолиана вырвалась из комнаты. Погони, как ни странно, не было, отчаянный план удался, несмотря на всю незамысловатость и поспешность. Лолиана не знала, что ее мучителям не было дано указания задержать ее в гостинице; им — наверное, тоже впопыхах — сказали только, что Король должен увидеть ее в их руках. И теперь, когда она столь решительно вырвалась из их рук, они не подумали о погоне.

Лолиана сбежала вниз по лестнице, не обращая внимания на крики и испуганные взгляды людей, находящихся в гостинице и на площади. Она выбежала на улицу и побежала по площади в ту сторону, куда увезли Короля.

— Джоуд! Джоуд! Нет! Прости меня, Джоуд! Нет, нет!

Она бежала, не разбирая дороги. Камни мостовой мелькали перед ее глазами, как сплошная серая масса. Она рыдала и продолжала бежать, сама не зная куда. Словно какое-то эхо, донесся до нее тяжкий вздох:

— Лолиана!

На мгновение перед глазами Лолианы пронеслись воспоминания: пожар, огромная кавалькада всадников, страшный взгляд Короля… Она вскрикнула и упала навзничь.

— Эдвард! Принеси из моей комнаты ароматический уксус! — крикнул звонкий женский голос.

Лакей бросился исполнять приказание. У Лолианы начинались судороги. Когда же ей дали понюхать уксуса, она, наконец, открыла глаза. Все плыло перед ней. Какие-то смутные образы проносились мимо, она в каком-то тумане видела перед собой картины прошлого, но не того прошлого, от которого она лишилась чувств, а далекого, когда она еще жила в доме своей тетки. Как странно — она видела перед собой склоненные над ней лица: Бетти — своей прежней подруги, Томаса — своего названного кузена. Она слышала их голоса; говорили о ней.