Я почувствовала некоторую досаду.
- Во всяком случае, я так думаю, - продолжал он, кладя теплую руку мне на грудь и лаская ее.
Он пошутил по этому поводу. Я засмеялась.
- Вот так-то лучше. Помни, дорогая моя, с этого момента я беру на себя опеку, заботу и контроль над тобой и никогда тебя не брошу, как твоя ужасная мать.
И он начал целовать меня с безграничной нежностью, пока я не почувствовала, что меня захлестывают волны страстного желания.
- Сегодня пятница, - сказал он, скользя своей рукой вниз. - Впереди целый уик-энд. Нам вообще незачем вставать.
Позже он сказал:
- Расслабься, дорогая, не надо так стараться. Зачем спешить? Мне действительно хорошо с тобой.
А еще позже добавил уже более строго:
- Перестань бороться со мной, мы ведь заодно.
И вдруг неожиданно это свершилось, и пришло наслаждение. Я снова заплакала, но теперь уже оного, что была счастлива. А он, обнимая меня, говорил и говорил о том, как он меня любит, пока я не уснула.
Прошло несколько часов. Меня разбудил рассвет, потому что мы забыли зашторить окна. В огромных окнах, как в рамках, виднелись платаны Холланд-парка. Я заморгала, повернулась и обнаружила, что на меня смотрит Гарэт.
Наверное, мне это снилось.
Я протянула руку, чтобы дотронуться до его щеки.
- Ты мне не снишься? - не веря себе, спросила я.
Он улыбнулся.
- Нет, если ты не снишься мне.
Его глаз почернел, грудь была покрыта ссадинами.
- Мне кажется, что я в постели с Генри Купером <����Купер - полицейский, полисмен (разг.).>, - сказала я. - Никогда не могла подумать, что он окажется таким восхитительным любовником. Как ты думаешь, нельзя ли это повторить?
И мы повторили. И это было даже лучше, чем раньше, и я вскрикнула от наслаждения и радости, потому что оказалась в полном порядке.
***
Когда я проснулась снова, его не было. Я в панике огляделась, и тут увидела пришпиленную к подушке записку: "Ушли с Манки в магазин. Вернемся к одиннадцати. Люблю. Г."
Все еще переполненная происшедшим со мной чудом, завернувшись в полотенце, я отправилась на кухню, где нашла кучу нераспечатанных писем. Я разворошила их. Три из них определенно были написаны женским почерком. Одно от какой-то Мишель из Франции, другое - от Салли с Ближнего Востока, третья не написала своего обратного адреса, но на письме стоял штемпель Тонтона, а внизу было приписано: "Лично".
Меня захлестнул ужас. У Гарэта был миллион женщин до меня. Что помешает ему иметь миллион и в будущем? Вчерашние торжественные клятвы могли быть всего лишь уловкой, чтобы затащить меня в постель. Я не могла этого вынести. Я вернулась в спальню и села, дрожа, на постель, чувствуя, как меня затягивает в знакомую пучину ужаса.
"Спокойно, - говорила я сама себе, - все в порядке".
Зазвонил телефон. Я вздрогнула от испуга. Это была миссис Смит.
- Его нет, - сказала я, почувствовав, как все во мне ощетинилось.
- Неважно. Просто передайте ему, что все "О'кей".
- Передам, - сказала я холодно.
Миссис Смит рассмеялась.
- Я так рада, что вы, двое, наконец соединились. Он был совершенно невыносимым, после того, как вернулся из этого путешествия на яхте. Просто счастье снова работать с нормальным человеком.
- О, - запнувшись, сказала я, - почувствовав, что краснею. - Вы хотите сказать... это было так очевидно?
- Да, - ответила она. - Он прекрасный человек. Я думаю, что вам очень повезло, а если вы заглянете за дверь гостиной, то получите еще одно доказательство.
Она положила трубку.
Я побежала в гостиную. За дверью, лицом к стене, стояли два холста. Я повернула их к себе и изумленно вскрикнула. Это были моя картина с Адамом и Евой и другая - Котман. Все еще не веря, я смотрела на них, и слезы застилали мне глаза.
Тут я услышала повернувшийся в замке двери ключ. Раздался быстрый топот ног. Манки, взбежав по лестнице, первый бросился ко мне, но в следующее же мгновение я очутилась в объятиях Гарэта. Манки радостно резвился вокруг наших ног.
- Я так боялась, что кто-нибудь из дружков Андреаса доберется до тебя. Аннабел Смит сказала, что после путешествия на яхте ты был прямо, как разъяренный бык, - бессвязно бормотала я. - Ты выкупил мои картины. Это самое лучшее, что кто-нибудь сделал для меня в моей жизни. Когда ты это сделал? - спросила я, когда мы поднимались наверх.
- В какой-то день на прошлой неделе. Я не стал их вешать, ты сама решишь, куда. Но Адама и Еву я не повешу над кроватью, чтобы ты не отвлекалась, когда мы будем заниматься любовью.
Читать дальше