Стефани Лоуренс - Все о страсти

Чарлз, очевидно, приготовился спорить. Но Джайлз терпеливо ожидал, пока тот осознает, что всякие попытки такого рода бесплодны и даже могут считаться дерзостью по отношению к главе рода.

- Хорошо, раз таково ваше желание, прошу объяснить мне детали договора. Я поговорю с Франческой сегодня же вечером... Пожалуй, лучше мне все записать.

Чарлз приготовил перо и бумагу. Джайлз диктовал, а Чарлз составлял брачный контракт между графом Чиллингуортом и Франческой Эрмионой Роулингс. Когда Чарлз записал последний параграф, Джайлз заметил:

- Пожалуй, не стоит упоминать о том, что мы родственники, пусть и дальние. Это не имеет никакого практического значения. Я предпочел бы, чтобы вы особо подчеркнули, что предложение исходит от графа.

Чарлз пожал плечами:

- Что же, это не повредит. Женщины любят титулы.

- Прекрасно. Если вам не требуется никакой дополнительной информации, я вас покидаю.

Джайлз встал. Хозяин тоже поднялся и хотел что-то сказать, но заколебался.

- Я собирался попросить вас остановиться в нашем доме или хотя бы поужинать...

Джайлз покачал головой:

- Возможно, в другой раз. Я остановился в "Линдхерст-Армз", так что при необходимости пошлите туда.

Он шагнул к двери.

Чарлз дернул за шнур сонетки и последовал за гостем.

- Сегодня же вечером обсужу с Франческой...

- А я навещу вас завтра утром, чтобы услышать ее ответ.

Джайлз подождал, пока Чарлз присоединится к нему.

- И последняя дерзость. Вы упомянули, что сами женились по расчету. Скажите, вы были счастливы?

Чарлз без колебаний встретил его взгляд.

- Да. Был.

Джайлз, поколебавшись, наклонил голову.

- В таком случае вы знаете, что Франческе нечего бояться договора, который я предлагаю.

В глазах Чарлза промелькнуло страдание. Джайлз знал, что родственник уже овдовел, но и представить не мог глубины его чувств. Очевидно, Чарлз глубоко переживал потерю жены.

Графу отчего-то стало не по себе, но он не подал виду. В холле они пожали друг другу руки, и тут же словно из-под земли появился дворецкий.

- Я только что послал лакея за вашей лошадью, сэр, - пробормотал дворецкий, когда они приблизились к входной двери.

В прихожей вышеупомянутого лакея не оказалось. Дверь, обитая зеленой байкой, в конце коридора с шумом распахнулась, и в прихожую с визгом ворвалась дородная судомойка. Не обращая внимания на Джайлза, она ринулась к дворецкому:

- О мистер Балвер! Курица вырвалась и бегает по кухне! Кухарка гоняется за ней с тесаком, но не может догнать!

Вид у дворецкого сделался одновременно оскорбленный и виноватый. Он бросил беспомощный взгляд на Джайлза и хотел что-то сказать, но женщина продолжала настойчиво дергать его за рукав.

- Простите, милорд, я сейчас пришлю...

- Не волнуйтесь, - рассмеялся Джайлз, - я найду дорогу. Судя по всему, вам нужно срочно уладить дела на кухне.

Облегчение разлилось по широкой физиономии дворецкого.

- Спасибо, милорд. Конюх оседлает вашу лошадь...

Но прежде чем он успел вымолвить еще хоть слово, его утащили. Джайлз еще успел услышать, как дворецкий на бегу громко журит женщину.

Широко улыбаясь, он вышел на крыльцо, спустился и, повинуясь некоему порыву, свернул налево. Перед ним раскинулся цветник. Он немного прогулялся, восхищаясь аккуратно подстриженной жимолостью и туями. Слева к тропинке примыкала каменная стена, а там, где она кончалась, начинались кусты тиса. При первой возможности он снова свернул налево. Арочный проход в кустах вел к дорожке через кустарник. Впереди, за живой изгородью, возвышалась крыша конюшни.

Ступив через арку, он замер. Пересекающая аллею тропа уходила налево и направо. Оглянувшись на дом, Джайлз обнаружил, что видит весь свой пройденный путь до того места, где каменная стена, мимо которой он только что шагал, соединяется с углом дома. Там, в стене, была выложена каменная скамья.

На скамье сидела молодая леди.

Она читала лежавшую на коленях книгу. Лучи предвечернего солнца струились вниз, омывая ее золотистым светом. Светлые волосы цвета льна стянуты узлом на затылке, нежная кожа отливала розовым. С такого расстояния он, конечно, не мог видеть ее глаза, но, судя по всему, красавицей ее назвать было нельзя. Действительно приятная, но и только. Ее поза опущенная голова, поникшие плечи - предполагала, что женщина от природы покорна и легко подчиняется.

Словом, совсем не та, от которой могло бы дрогнуть сердце. Не та, на обольщение которой можно потратить время.