Элизабет Олдфилд: Победа над прошлым

- Хорхе рассказывал о.., обо мне? - дрогнувшим голосом спросила она, продолжая чистить пиджак.

- Он всегда рассказывал о вас, когда бывал в "Клубе Марим". Но вам нет нужды беспокоиться, я единственный человек, кому он изливал душу. К тому же мне удалось быстро понять, что вы девушка невинная, - довольно сухо произнес Рун, - и отношения между вами и господином Хорхе всегда отличались нежностью и доброжелательностью.

Сорча заставила себя улыбнуться.

- Что же он говорил?

- Ну, например, что вы сорвиголова.

- Он приводил примеры?

- Да.

- Какие? - спросила Сорча.

Рун потер кончиком пальца нижнюю губу.

- Хорхе рассказывал мне, как через год после его женитьбы на вашей матери вас исключили из школы.

- Когда мне было тринадцать лет? И что дальше?

- Вы настояли, чтобы вас поместили в интернат вместе с братом, но там вы нагрубили директору, и вас опять хотели исключить.

- Из-за курения.

- Полагаю, это рассматривалось как безнравственное поведение, сверкнув глазами, заметил Рун.

Хотя, вне всякого сомнения, поведение девушки было достойно порицания, временами Рун находил, что ее так называемые пороки не слишком опасны и скорее занятны. Рассказы Хорхе подчас были довольно безжалостными, но, вспоминая собственную юность, Рун понимал девушку и даже был склонен посочувствовать ей.

- Вы все правильно поняли, - строго заметила Сорча. - Продолжайте, господин де Браганса.

- Меня зовут Рун, - отозвался тот.

- Итак, продолжайте, Рун.

- Хорхе рассказывал, как вы, если вам не разрешали идти в гости, дожидались, пока все не уснут, а потом вылезали через окно ванной комнаты. Он также поведал мне, как однажды вы нарочно столкнулись с его лодкой и он оказался в воде на виду у всего яхт-клуба. - Вспомнив об этом смешном эпизоде, Рун невольно улыбнулся. - И другие подобные истории.

Сорча тем временем энергично терла рукав костюма. Выходит, отчим - как бы его помягче назвать! - открывал семейные тайны. Да как он смел! А сам еще настаивал на том, чтобы внешне все выглядело пристойно! От такого предательства девушка пришла в бешенство. Она считала бесчестным обсуждать поведение человека за его спиной. И было обидно, что в итоге Рун де Браганса получил неверное представление о ней. Черт побери! Ее личные дела касаются только ее одной! И разве можно оставаться спокойной, когда над тобой подсмеиваются?

- Очевидно, Хорхе доверял вам? - произнесла она неодобрительно.

Лицо Рун сразу стало серьезным.

- Наверно, он искал во мне поддержку. Я стал для него тем самым плечом, на которое г можно опереться в трудную минуту, нас связывало с ним нечто общее: мы хорошо понимали друг друга.

- У вас случайно нет падчерицы, которую вы постоянно критикуете? ехидно спросила Сорча.

- Нет, я холост. - Он помялся. - Послушайте, мне жаль, если я огорчил вас, но...

- Вы вовсе не огорчили меня.

- В таком случае, может быть, не стоит с таким остервенением тереть мой пиджак? - попросил Рун. - А то, боюсь, на рукаве появятся дырки.

Сорча умерила свой пыл.

- Как вам удалось научиться так хорошо говорить по-английски? спросила она, стараясь переменить тему. Хотя у него и был приятный, завораживающий акцент, с которым, приди ему в голову стать актером, пришлось бы бороться годами, он абсолютно свободно выражал свои мысли на чужом для него языке.

- Мои родители считали, что дети обязаны владеть иностранными языками, и заставляли меня ходить на частные уроки, а кроме того, я некоторое время провел в Штатах. Должен заметить, что вы далеко не единственная дочь, идеализирующая родного отца, а потому тяжело перенесшая повторное замужество матери.

О'кей, итак, вы смотрели на Хорхе как на захватчика и мстили ему. Это достойно сожаления, однако что сделано, то сделано, и осознание вины уже ничего не изменит...

В груди у Сорчи будто что-то оборвалось.

- Вины? - повторила она.

- У могилы вы выглядели столь печальной, словно...

- А вам не приходило в голову, что в это время я размышляла: стоит или не стоит расхохотаться? - спросила она дерзко.

- Нет, хотя такая выходка, без сомнения, повергла бы всех в шок, сурово заметил Рун.

Сорча вздохнула. Тяжелая утрата, говорят, выпадает на самое трудное время. Как бы она ни относилась к отчиму, возникшее в глубине души напряжение, именно из-за ее чувств к нему, все усиливалось и усиливалось. И вот теперь, когда она болтала в стиле "гип-гип ура", в ней вдруг проснулась жестокость и даже некоторая бравада этой жестокостью. Но в то же время так не хотелось возвращаться к прошлому!