Элизабет Олдфилд - Победа над прошлым

- Скажи мне, что случилось?

- Ничего, - ответила она и снова улыбнулась.

Рун потянулся к своей рубашке.

- Такие женщины, как ты, называются... - произнес он с горечью, натягивая рубашку. - Женщины, которые нарочно возбуждают, а потом...

Сорча застегнула купальник.

- Ты меня тоже возбудил, - сказала она в свою защиту.

- Ты меня втянула в то, что называется прелюдией любви, - заявил он грубо. - Но ты сама не желала любви.

- Не правда! - воскликнула она.

- Тогда объясни, почему такой поворот от ворот? Ты опять хочешь укрыться за стеной молчания? - спросил он с ядовитой усмешкой.

Она нахмурилась.

- Не понимаю.

- Не понимаешь? Я уже заметил, что иногда, когда разговор, например, заходит о твоем отчиме, ты или отвечаешь односложно, или говоришь, что не хочешь касаться этой темы. - Рун стал застегивать пуговицы рубашки. - Но если и теперь ты не пожелаешь со мной говорить, я, пожалуй, уйду.

Он встал с дивана, и в груди Сорчи все сжалось. Пусть уже не приходится мечтать о близости, к которой она стремилась, но она не может разрешить ему так просто уйти. Не может допустить, чтобы он думал, будто она его обманывала. Она должна рассказать правду.

- Я.., я боялась, что, если мне придется изображать восторг.., ты догадаешься.

- А зачем тебе притворяться? - резко спросил он.

- Дело в том, что... - ее лицо потемнело, - я обычно не получаю удовольствия от любви.

Рун недоверчиво усмехнулся.

- Ты заслуживаешь лучшей доли.

Я фригидная женщина, настаивала она.

- Фу.., какая чушь! - возразил Рун.

- Но это так и есть.

- Ты, наверное, забыла, что я видел тебя, когда ты наслаждалась прикосновением воды и ласками солнечных лучей, забыла, как несколько минут назад ты готова была сорвать с меня рубашку, - сказал он грубо, с издевкой.

- Может быть, но...

- Ты думаешь, что я не могу отличить сексуальную женщину от фригидной? Я прекрасно знаю, что если б ты мне принадлежала, то отдавалась бы целиком, без остатка. О'кей, ты считаешь себя фригидной, - произнес он нетерпеливо, когда она нахмурилась. - Тогда объясни - почему?

- Это.., это произошло из-за того, что случилось со мной, когда я еще была девочкой, - сказала Сорча и, к своему неудовольствию, почувствовала, как слезы подступают к ее глазам.

Рука Рун задержалась на полпути от одной пуговицы к другой, и он посмотрел на Сорчу.

- Ты плачешь?

- Нет, - ответила она и торопливо смахнула набежавшую слезу.

Он сел рядом с ней на диван.

- Сорча, мне обязательно нужно все знать, расскажи, - произнес он нежным голосом и погладил ее руку. - Пожалуйста.

Она склонила голову. Если и рассказать ему правду, то, во всяком случае, не всю. Но исходившее от него тепло обволакивало ей сердце и лишало воли.

- Все дело в Хорхе, - начала она и умолкла: горло ее пересохло и рот исказила боль.

- Хорхе? - недоумевал Рун. Слезы, подбиравшиеся к ее глазам, брызнули и потекли ручьями.

- У меня отвращение к сексу, потому что он ко мне приставал.

Глава 8

- О Боже мой! Не может быть! - запротестовал Рун. Он обнял ее. - Когда это произошло?

- Когда.., когда мне было двенадцать, - сказала Сорча, конвульсивно вздрагивая.

- Он тебя изнасиловал?

Она отрицательно покачала головой.

- Прежде чем дело дошло до этого, мне удалось плеснуть стакан воды ему в лицо, убежать и запереться в ванной комнате. Но и много лет после этого я боялась, что он опять возьмется за свое.

- Ублюдок! - злобно произнес Рун.

- Когда я стала старше, то поняла, что этот случай не должен влиять на мою жизнь, и постаралась забыть о случившемся... В основном мне это удалось: я не стала мужененавистницей и, разумеется, я не девственница. Она попыталась улыбнуться. - Но я словно высечена из каменной глыбы, и, когда бы я ни сближалась с мужчиной, это всегда носило какой-то рассудочный характер, будто на мне средневековый пояс целомудрия и я никак не могу от него избавиться.

- Если б я мог исправить то, что натворил Хорхе, Бог свидетель, я бы это сделал. Мне очень, очень жаль, что так случилось, - проговорил Рун, и, взглянув на него, Сорча увидела, что его глаза стали влажными.

До этого мгновения она еще могла как-то контролировать свои эмоции, но, увидев, как искренне сочувствует Рун ее горю, она не выдержала и, положив голову на его плечо, разрыдалась. Я сама во всем виновата, хоть и не спасовала перед атаками Хорхе, думала Сорча, обливаясь слезами. Я запрятала боль и страх в самый дальний уголок памяти, где они продолжали жить, отверженные, но все еще терзающие мне сердце. И вот теперь тайная дверь распахнулась.