Шерил Сойер: Любовница. Война сердец

София работала в основной части помещения сбоку от главной дороги, частично под присмотром изможденного хирурга, частично руководимая тремя энергичными немками, которые хмуро принимали ее помощь и в основном жестами отдавали свои распоряжения. А она и не была против такого обращения; она хотела полностью сконцентрироваться на раненых и дать им все, в чем они нуждались, — ласковое прикосновение, дружелюбную улыбку.

Внутри же у нее все кипело. В Брюсселе она молила, чтобы огонь прекратился. Теперь она понимала, что значило бы еще одно такое нападение, еще один удар, когда мужчины умирали лицом к лицу со своими врагами. А шум ружей и пушек навевал особенный ужас, когда тела молодых ребят разлетались на куски. Однажды один солдат сказал ей, что среди выстрелов винтовок ему слышался какой-то странный гул, словно много пчел кружатся и жужжат над твоей головой.

Солнце показалось на небе всего только раз за весь этот страшный день, но она даже не заметила его. Один из мужчин обратился к ней:

— Глазами я следил за приближающимися пиками. Вот что я вам скажу: когда первая из них стала приближаться ко мне, я остолбенел, и солнце светило ярко мне прямо в глаза. А я все стоял. А до пик оставалось не более десяти футов. А казалось, около двадцати, вот что я вам скажу.

Когда совсем стемнело, хозяин таверны зажег несколько тусклых свечей. Выстрелы слышались то тут, то там, но уже гораздо реже, и кто-то сказал, что только самые ближайшие к Ватерлоо пушки стреляли, но уже не французские. Хотя, казалось, никто не осмеливался в это верить.

Полчаса спустя после того как грохот орудий прекратился, на улицах слышались только крики. Оживленное движение и крики не смолкали весь вечер, но теперь все это звучало иначе.

— Они разбиты! — раздавались первые возгласы из толпы. Топот копыт и бегущих ног становился все громче и быстрее:

— Они слетели вниз, словно птицы!

Солдат, за которым она ухаживала в тот момент, закрыл глаза и произнес:

— Спасибо Тебе, Иисус!

Внезапно София почувствовала себя нехорошо и присела. Когда она снова открыла глаза и повернула голову, солдат произнес:

— Вы совсем загоняли себя, мадам. Сделайте передышку, слышите!? — он выждал паузу и снова заговорил: — Есть кто-то, кого вы очень ждете, я полагаю?

Она молча кивнула.

— Тогда вы должны продолжать верить, что он вернется. Соберитесь с духом, мадам, выйдите на улицу и узнайте. Я чувствую звуки победы, я теперь четко их слышу! Мы выжили, да благословит нас Господь!

София поднялась, хотя голова у нее кружилась.

— Думаю, вы правы, я выйду немного подышать!

На прощание он одарил ее искренней улыбкой.

Снаружи было очень темно, но свет просачивался из-за дверных проемов, люди устанавливали на окнах светильники, чтобы всадники видели, куда им ехать. Первыми следовали кавалеристы, пробиваясь в деревню группами или парами. Один всадник выступал впереди с видом молодого орла, гордившегося своим оперением. Он улыбался.

София без сил прислонилась к грубой стене таверны. Теперь она поверила. Победа! Французы пали! Бонапарт разгромлен! Но на сердце у нее стало вдвойне тяжело.

Был только один вопрос, который не давал ей покоя, ей хотелось выкрикнуть его прямо в темноту улиц. Но никто не смог бы ответить на него.

Начали проходить пехотинцы. Пара молоденьких солдат остановилась возле таверны, заглядывая внутрь. Она обратилась к одному из них:

— Простите, вы не знаете Жака Десернея?

— Увы, мадам, это имя мне не знакомо. — Он увидел реакцию на ее лице и добавил: — Простите, мадам.

Потом она спросила:

— А Веллингтон жив?

— Конечно, мадам, даю вам слово, он жив. Если бы вы видели его, когда он отдавал приказы подняться и снова атаковать! Он казался бессмертным!

— А где он теперь?

— Уехал, чтобы встретится с Блюхером, в направление Бель Альянс!

— А Бонапарт?

Второй солдат произнес:

— Если Блюхер доберется до него, он погибнет. Генералу теперь, однако, самому судить.

— Так Бонапарта не схватили?

— Нет, мадам.

Она искала Румбольда или других знакомых среди вновь и вновь проходящих офицеров. Но никого не могла узнать.

На мгновение процессия замедлила шаг, и София разглядела лицо одного гусара в форме, которая ей была до боли знакома. Когда она подошла ближе, сердце ее неистово заколотилось, она с трудом могла вымолвить хоть слово.

— Простите. Вы слышали что-нибудь о Жаке Десернее?

Молодой человек с волосами песочного цвета и густыми рыжими усами взглянул внимательно на нее. На его лице было написано изумление. Голос его звучал отрывисто, но воспитание обязывало его ответить: