Шерил Сойер: Любовница. Война сердец

Он устало произнес:

— Спасибо. Все кончено. Вы больше никогда не увидите меня.

Кирасир взобрался на лошадь, надел шлем с такой уверенностью, что наблюдавшие за происходящим просто не могли не восхититься силой его духа. Он приветственно помахал всем и приставив руку к шлему. Потом лошадь развернулась и аккуратно сделала шаг, изящно помахивая хвостом.

Черная лошадь с достоинством тронулась с места, их высокие фигуры теряли очертания, и меньше чем через минуту за ними восстановилась прежняя пелена тумана, в котором они утонули навсегда.

В Лине находились раненые, которые взывали ко мне. На этот раз — лошади. Когда начался штурм, его возглавил Ней. Он храбрейший из храбрых. Я направлялся к Ля Бель Альянс, надеясь на встречу с императором, но наткнулся на Мишеля Нея. Я видел, как он хватал своих воинов в невероятном бешенстве, казалось даже воздух загорался, когда он проходил мимо. Когда этот огромный кавалерийский отряд разразился словно гром между Хугумонтом и фермой Святой Гааги, позади образовалась пустота, и я последовал туда, словно повинуясь неимоверной силе притяжения, которой ранее я никогда не испытывал.

Они добрались до вершины. Кавалеристы захватили британские пушки. Они собирались сотнями, один за другим, изувеченные, но с выражением полного триумфа на лицах. Сияющие словно кометы среди чистого неба, которое только и могли видеть британские воины. Я уже знал, что молодые бойцы сформируют площадки сзади, а потом к ним присоединятся опытные стрелки с винтовками, чтобы сбить всадников. Именно тогда, глядя на эту общую победоносную свалку, я понял, что Ней даже не приказывал нашей пехоте следовать за ним. Кавалерию практически никто не поддерживал. Если они не смогут разбить площадки, им придется просто отвести войска назад, когда силы их уже иссякнут.

Так они и поступили, скатываясь вниз по холму. Лошади спотыкались и тоже падали, люди и животные — изможденные и окровавленные. Огромное количество коней без наездников превратилось в сплошное месиво, безумное и безнадежное. Люди бежали по направлению ко мне, кто-то падал, истекая кровью, крича и плача. Кто-то, умирая, умудрялся удерживаться в седлах, и лошади уносили их далеко вперед. Некоторые кони мчались грива к гриве как оголтелые, в нелепой надежде спастись от этого месива.

А над всем этим хаосом возвышался Ней, потеряв один свой полк и снарядив другой, еще больший, для того чтобы нанести удар мощнее и страшнее.

Когда это случилось, я знал, что большинство коней, оставшихся без всадников, развернутся и помчатся обратно; я уже наблюдал такие трагические картины во время других сражений. Я поскакал на Мезруре галопом и попытался поймать столько коней, сколько мог, направляя их к деревьям недалеко от линий молодых воинов, привязывая их там и возвращаясь за остальными.

Многие из них были ранены пулями, шпорами и истекали кровью — но если только они были способны передвигаться, я спасал их.

Я продолжал и продолжал свою миссию. Кавалерия в это время уже четыре раза наносила удары, без иной поддержки, пользуясь только ружьями. Бонапарт даже не мог представить себе такое. Возможно, и Ней не до конца осознавал, что он делает.

По приказу прусские войска надвигались с востока, готовые разгромить правый фланг французов. Бонапарт дал приказ выступать самым молодым — младенческим полкам, которые он, вероятно, создал для своего новорожденного сына забавы ради. Их моментально выпотрошили, и пруссаки надвигались, сметая села и деревни на своем пути, подбираясь все ближе и ближе к главнокомандующим Бонапарта. Кризис достиг своего пика. Ней отъехал обратно, чтобы просить императора о дополнительных кавалеристах. Тогда мне нужно было следовать за Бонапартом, находясь в тени Нея, продвигаясь за ним шаг за шагом. Но я все еще не мог уехать просто так; я находился в ловушке из задымления и трупов, между двумя мощнейшими армиями, охваченными яростным кровопролитным сражением.

Ней возвращался в одиночестве. Битва продолжалась. Наконец, Хугумонт пал. Тогда Бонапарт пустил в ход личную имперскую гвардию, величайший и последний резерв. Там-то все они и встретились, словно титаны, лучшие солдаты, самые доблестные, снисходительные и мужественные на кровавом поле сражения. И он, владевший всем генерал, полагавшийся на них в своей победе, когда-то следовавшей одна за другой по всей Европе, умышленно отправил их на эту гибель. Он выследил оставшиеся части прусской армии еще на дальнем расстоянии и одним своим словом призвал множественные подкрепления.